В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

– Фрау Белла, – сказал он, – я глубоко потрясен. Я знаю, как тяжела для вас эта утрата. Фрау фон Гун скончалась от пневмонии.

– Чепуха! – бросила Белла Фромм. – Кто вам сказал? Она…

– Прошу вас, поймите, фрау Белла: у нашего друга была пневмония. Дальнейшие объяснения нежелательны, тем более что это в ваших же интересах.

•••

Большинство гостей были в восторге от бала. «Мы отлично провели время, – писал Луи Лохнер дочери (та оставалась в Америке, где училась в школе). – Вечер прошел очень весело»[572]. Посол Додд, как нетрудно догадаться, оценил мероприятие иначе: «Ужин прошел скучно, хотя при других обстоятельствах собравшиеся могли бы послужить источником массы полезных сведений»[573].

Но один результат этого вечера оказался неожиданным. Несмотря на жестокие разногласия между Доддом и Папеном, проявившиеся во время ужина, впоследствии у них сложились вполне теплые отношения, продолжавшиеся еще долго. «С того дня, – писала Зигрид Шульц, – Папен старательно налаживал дружеские отношения с послом Доддом»[574]. С Зигрид Шульц вице-канцлер тоже начал вести себя более учтиво. Похоже, писала журналистка, он решил, что «будет более разумно вести себя со мной настолько учтиво, насколько он только мог». Она поняла, что это вообще типично для немцев определенного склада. «Когда они сталкиваются с теми, кто не намерен мириться с их высокомерием, они слезают со своего насеста и начинают вести себя прилично, – писала она. – Они уважают силу и тех, кто способен дать им отпор, и, если бы больше людей проявляли твердость при общении с гитлеровским подручным Папеном и его присными – как в повседневном общении, так и в серьезных государственных вопросах, – влияние нацистов не росло бы так быстро».

•••

Начали распространяться слухи об истинной причине смерти Пулетт. После похорон Беллу Фромм провожала домой ее близкая подруга, с которой она чувствовала особую связь, как с матерью, – фрау фон Карнап, она же Мамочка, супруга бывшего казначея кайзера, с давних пор служившая отличным источником информации для колонки светской хроники. Несмотря на преданность старой Германии, супруги фон Карнап симпатизировали Гитлеру и поддерживали его кампанию за возрождение величия страны.

Казалось, Мамочку что-то беспокоит. Не успели они двинуться в путь, как она объявила:

– Беллахен, нас всех потрясли последствия принятия новых правил[575].

Белла была ошеломлена.

– Но, Мамочка, – отозвалась она, – разве вы не понимаете? Это же только начало. Эта штука обернется против вас самих – всех тех, кто помогал ее создавать.

Мамочка проигнорировала ее замечание.

– Фрау Нейрат советует тебе поскорее креститься, – объявила она. – Им в министерстве очень не хочется повторения инцидента с Пулетт.

Белла Фромм изумилась: как можно настолько не понимать смысл происходившего в Германии, чтобы всерьез полагать, что крещение может обеспечить кому-то статус арийца?

Чуть позже она написала в дневнике: «Бедная старая дура!»

Глава 27 «O Tannenbaum!» [576]

Близилось Рождество. Зимнее солнце, когда ему удавалось пробиться сквозь облака, успевало вскарабкаться на небо лишь совсем невысоко, и освещаемые лучами с юга предметы даже в полдень бросали длинные вечерние тени. С окрестных равнин дул ледяной ветер. «Берлин – скелет, у которого все кости ноют от холода, – писал Кристофер Ишервуд о зимах, пережитых им в Берлине 1930-х гг. – Ноют и мои кости. В них пульсирует острая боль скованных морозом железнодорожных опор над головой, чугунных решеток балконов, мостов, трамвайных путей, уличных фонарей, городских латрин. Железо пульсирует и съеживается, камни и кирпичи тупо ноют, штукатурка немеет»[577].