В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

Затем он процитировал недавнюю жалобу Додда на чрезмерное количество евреев, работавших в канцелярии посольства, и написал, что «не совсем понимает», как можно решить эту проблему. Прежде Додд заверял его, что не хочет никого переводить в другое место, однако теперь, похоже, у посла возникло такое желание. «Вы хотите перевести кого-то?» – спрашивал Филлипс. И добавлял: «Если ‹…› необходимо внести коррективы, связанные с национальным вопросом, – с учетом специфических условий, сложившихся в Германии, – Госдепартамент вполне может это сделать, но лишь на основании четких рекомендаций с вашей стороны».

•••

В ту же среду в Берлине Додд трудился над очередным посланием Рузвельту. Посол считал, что письмо носит весьма деликатный характер, поэтому не только написал его от руки, не прибегая к помощи стенографисток и машинисток, но и отправил на адрес своего друга, полковника Хауса, чтобы тот передал его президенту лично в руки. В письме Додд настаивал на переводе Филлипса с должности заместителя госсекретаря на какой-либо другой пост, например посла. Он предлагал перебросить чиновника в посольство США в Париже и добавлял, что удаление Филлипса из Вашингтона «немного умерило бы процветающий там фаворитизм»[627].

Додд писал: «Не думайте, что я преследую какие-то личные интересы или свожу с кем-то личные счеты. Я очень надеюсь, что вы так не подумаете. Поверьте, я пишу, руководствуясь лишь соображениями эффективности работы на государственной службе».

Глава 30 Предчувствие беды

Марту все больше поглощали отношения с Борисом. Французский любовник, Арман Берар, глубоко опечалился, когда понял, что оттеснен на второй план. Дильс тоже теперь играл второстепенную роль, хотя Марта по-прежнему часто встречалась с ним.

В начале января Борис пригласил Марту на особое свидание – одну из самых необычных романтических встреч в ее жизни; впрочем, она не догадывалась, чтó произойдет[628]. Борис лишь попросил Марту надеть его любимое платье из золотистого шелка – приталенное, с соблазнительным глубоким вырезом, обнажающее плечи. Она решила дополнить его янтарным ожерельем, а к корсажу приколола букетик гардений (подаренный Борисом).

Дворецкий Фриц приветствовал Бориса в дверях, но тот, не дожидаясь, пока слуга объявит о его приходе, устремился по лестнице на второй этаж. Фриц последовал за ним. Как Марта вспоминала позже, подробно описывая тот вечер, она как раз шла по коридору, направляясь к лестнице. Завидев ее, Борис опустился на одно колено.

– О моя дорогая! – воскликнул он по-английски. И перешел на немецкий: – Ты выглядишь потрясающе.

Марта была в восторге, хотя и немного смущена. Фриц ухмыльнулся. Борис провел Марту к своему «форду» (к счастью, верх был поднят – стояли холода). Они поехали в ресторан «Хорхер» на Лютерштрассе, в нескольких кварталах к югу от Тиргартена. Это был один из самых изысканных ресторанов Берлина. Он специализировался на блюдах из дичи и считался любимым рестораном Геринга. Кроме того, в одном из рассказов популярной в то время писательницы Гины Каус, вышедшем в 1929 г., ресторан описывался как лучшее место для тех, кто хочет кого-то соблазнить[629]. (Гостей усаживали на кожаные банкетки, а через несколько столиков мог сидеть Геринг в своей очередной роскошной форме.) Когда-то здесь можно было встретить знаменитых писателей, художников, музыкантов, а также видных еврейских банкиров и ученых, но к 1934 г. большинство из них уже уехали из страны или оказались в социальной изоляции, не позволявшей проводить вечера в дорогих ресторанах. Но заведению как-то удавалось выживать, – казалось, его не затрагивают перемены в окружающем мире.

Борис зарезервировал отдельный кабинет и заказал роскошный ужин – с копченой лососиной, икрой, черепаховым супом, цыплятами по-киевски, которые тогда входили в моду. На десерт подали баварский крем, пропитанный бренди[630]. Пили шампанское и водку. Марте очень понравились и еда, и напитки, и роскошная обстановка, но она пребывала в недоумении.

– Зачем все это, Борис? – спросила она. – Что мы празднуем?

В ответ он лишь улыбнулся. После ужина молодые люди отправились на север, свернули на Тиргартенштрассе, как если бы направлялись к дому Доддов. Но у дома Борис не остановился. Они катили вдоль парка (виднелись темные деревья), пока не добрались до Бранденбургских ворот и Унтер-ден-Линден; проезжая часть шириной 60 м была полностью забита автомобилями. В холодном свете фар улица казалась сияющим платиновым потоком. Проехав квартал на восток от знаменитых ворот, Борис остановился у советского посольства, расположенного в доме номер 7 по Унтер-ден-Линден. Борис с Мартой вошли в здание, миновали несколько коридоров, поднялись по лестнице и оказались у двери без таблички.