В семнадцать мальчишеских лет

— Во-олчонок! — крикнул другой. — Так и норовит горло перервать. От эдаких-то все и идет…

С того берега, куда уже ушла казачья разведка, донеслась стрельба. Чехи и казаки побежали туда. Шенк подошел к Каролу, что-то приказал по-чешски и вместе с Курбатовым зашагал через мост. Карол подтолкнул Витю:

— Пошел, мальчик!

Оба двинулись по дороге к Мисяжу: Витя впереди, чех за ним с винтовкой на плече.

Обогнув Моховую гору, они увидели много людей, стоявших кучками в кустах ложбины. Весь Мисяж уже знал, что у Моховой горы идет бой между красногвардейцами и белогвардейцами. Все, кто был ущемлен Советской властью, высыпали за город узнать, чем закончится сражение. В борьбу, однако, предпочитали не ввязываться: война, а на войне недолго и голову потерять. Лавочники, гуртоправы, лабазники, мукомолы, хозяева кузен и пимокатных мастерских затаились в кустах, готовые в любую минуту кинуться назад, если одолевать станут красные, и ринуться вперед, если красных разобьют. Шныряло в кустах и несколько ребятишек, из детского любопытства захотевших посмотреть, как воюют взрослые.

Появление чеха и Вити заметили сразу, и по ложбине понеслись крики:

— Ведут! Мужики-и! Красну сволочь ведут!

Из кустарника выходили мужики. Вид у них был далеко не дружелюбный.

Иржи Карол с хмурым недоумением смотрел на людей, выходивших на дорогу. Чего им надо? Чего они орут? Непонятна чужая страна, непонятны и ее люди. Глаза, полные злобы. Бороды как лопаты — рыжие, русые, смоляно-черные. Все в сапогах, суконных шароварах, без пиджаков, подпоясаны шелковыми шнурками. Суковатые палки в руках — не то для подпорки, не то для того, чтобы бить…

На всякий случай чех снял винтовку с плеча и прикинул в уме, следует ли стрелять если что-нибудь начнется.

Мужики подступали все ближе, они шли сзади, забегали вперед, плевали Вите в лицо.

Вдали из кустов вышел Шмарин. Он что-то дожевывал и, прикрывая глаз ладонью, посмотрел на дорогу:

— Мужики, чего там? Кого ведут?

— Краснюка поймали, Кузьма Антипыч! — ответил кто-то.

Шмарин засеменил навстречу, крякнув в сторону кустов:

— Вылазьте боровы! Красного ведут.

На дорогу вперевалку вышел Кирилл Жмаев, за ним — Зюзин. Они поплелись за Шмариным.

— Это где же красный-то? Не вижу! — Шмарин окинул взглядом чеха и грязного, растерзанного Витю. — Этот, что ли? Мозгляк такой? Какой он красный, почетно будет… — И вдруг, узнав Витю, закричал: — Кириллка! Твоего работничка поймали! Шевелись скорее, погляди!

Жмаев остановился перед Витей, тяжело дыша:

— Верно, мой парень! Ишь ты, пришлось-таки свидеться…

Рядом со Жмаевым встали Шмарин и Зюзин. Пройти было невозможно. Иржи инстинктивно оттолкнул Витю и строго потребовал:

— Дорога, господа! Пустить нас! — Никто не двинулся с места. — Пожалста! — попросил чех и покачал винтовкой, все еще не решив, пускать ее в ход или нет.

Зюзин подошел к нему и рывком поднял дуло вверх:

— Не балуй! Ненароком и стрельнуть может.

— Обожди, чех! — сказал Шмарин. — Ты шуму не поднимай, а нас послушай!

Иржи вяло пробормотал:

— Дорога, пожалста. Плен город надо.

— В городе тебе делать нечего, чех. Ты нам волчонка отдавай! Слышь, что ли? У нас с ним свой разговор будет…

— Зачем? Какой разговор? — спросил Иржи. Он не мог понять, что собираются делать с пленным эти люди. От них разило водкой, а Иржи был непьющий и не любил тех, кто пьет. — Что надо?

— Отойди в сторону и постой себе смирненько, только всего и надо. Зюзя, пособи-ка служивому!

Зюзин напер на Иржи широким плечом, и солдат, довольный, уже тем, что никто не хватается за его винтовку, отошел к краю дороги и стал свертывать папироску вздрагивающими руками.

Витя остался один лицом к лицу с врагами.

— Ну, как? Признал нас, Виктор Николаич?

— Сволочей как не признать? Признал… — с глухой ненавистью ответил Витя.

Он понимал, что убежать и даже остаться живым не удастся: слишком велики счеты и с бывшим хозяином Кириллом Жмаевым, и с Кузьмой Шмариным. Будь бы развязаны руки!

— Повластвовал, значит? — сказал Жмаев, перебирая короткими веснушчатыми пальцами опояску на животе.

— Повластвовал, — согласился Витя, хотя никогда ни над кем не властвовал и даже не знал, что это значит. Ему захотелось позлить Жмаева. — Дальше что?

— Сейчас узнаешь что! — хрипло сказал Жмаев, развернулся и наотмашь ударил Витю.

Виктор пошатнулся, но устоял на ногах. Наблюдавший за всем Иржи дрогнул, хотел было подойти. Однако подумал и остался на месте, только пробормотал что-то неодобрительное.

— Постой, постой! — засуетился Шмарин. — Не буйствуй, Кириллка! Мы другую забаву найдем. А драться — это чего же? Неблагородно! — Он встал перед Витей, оглаживая бороденку, и мягко заговорил: — Не сокрушайся, Виктор Николаич, что хозяйскую руку отведал: бывает. Сердит на тебя Кириллка, что поделаешь. А я такую думу имею — отпустить тебя…

— Не выдумывай, Антипыч! — угрожающе проворчала Жмаев.

— Помолчи, Кириллка! Кому сказано? Право, Витюша, отпустим мы тебя. На все четыре стороны. Не веришь? Без шуток говорю!

Он приблизился к Вите, всматриваясь в его глаза, словно желая заглянуть в душу подростка, и заговорил: