План заключался в том, чтобы разгрузить сани, втащить их и поставить вертикально на верхушке сугроба, использовав как лестницу для того, чтобы вскарабкаться на нависающий обрыв. Маккей умудрился перебраться с санями через трещину, применив бамбуковые шесты от палатки в качестве моста. Не без некоторых затруднений взобрался он и на вершину сугроба. Но, к нашему разочарованию, оказалось, что снег сугроба настолько рыхл, что ледоруб, поставленный на его вершине, проваливается от собственной тяжести до конца ручки. Ясно, если мы поставим туда сани, они также провалятся по меньшей мере настолько же и не достанут верхним концом до нависающего края обрыва. Волей-неволей пришлось тащить сани обратно через все трещины к северо-западному обрыву барранкоса, где мы их только что спустили. Но оказалось, как в древности: спуск к Аверну легок, но вернуться назад трудно и тяжко[134]
. Моусон пошел впереди с ледорубом и тянул за веревку сани, мы же с Маккеем идя по бокам, подталкивали их сзади. Подталкивая и подтягивая сани, мы ухитрялись при каждом усилии продвигать их на несколько сантиметров. Каждый раз при остановке Моусон вонзал ледоруб в лед, обматывал вокруг него свою веревку и таким образом сдерживал сани на склоне в течение короткого промежутка времени, пока мы переводили дыхание. Наконец, успешно преодолев крутой склон, мы поднялись на 12 метров, оказавшись на ровном месте над барранкосом, но, конечно, не с той стороны, где находился склад. Однако теперь мы находились всего в каких-нибудь пяти километрах от открытого моря и полагали, что здесь можно спокойно устроить лагерь. Если «Нимрод» увидит флаги нашего склада и остановится у берега, то мы легко сможем добежать до входа в ущелье и подать ему сигнал.С 8 часов предыдущего дня мы были на ногах, поэтому, конечно, с величайшей радостью забрались в палатку и поужинали рагу из рубленой печенки пингвинов. Около 7 часов легли спать. Как потом нам стало известно, всего через какую-нибудь четверть часа после того как мы забрались в мешок, «Нимрод» прошел мимо к северу по направлению к горе Мельбурн на расстоянии пяти километров от холма, на котором стояла наша палатка! Из-за легкой пурги он не мог рассмотреть ни флага на складе, ни нашей палатки.
Место это имело несколько романтический характер. Огромный пласт снега или фирна съехал со склона, упал набок и лежал поперек каньона. Поверхность его затем несколько повысил и отчасти выровнял нанесенный ветром снег. Как на переднем, более близком к нам, так и на заднем конце этого места имелось по трещине, а середина его была заметно ниже концов. Переступив через трещину, мы бегом потащили сани вниз к середине моста, а затем втащили их по противоположному крутому склону моста. Маккей поддерживал сани, чтобы они не валились набок с узкого пути, а мы тащили их вперед изо всех сил. Через две-три минуты нам удалось благополучно перебраться с санями через каньон. Тут мы облегченно вздохнули – последнее препятствие, преграждавшее путь к складу, было преодолено!
Теперь мы направились прямо туда. По дороге повстречался крупный императорский пингвин, которого Маккей тотчас же убил; его мясо и печень мы взяли для приготовления завтрака. Километра через три остановились лагерем. Моусон нарезал мясо и печень пингвина на кусочки. Прибавив к ним немного снега я сварил все это на примусе, так что каждый получил полторы хороших чашки супа и вареного мяса. Это был роскошный завтрак за многие дни путешествия.
Подкрепившись мы отправились в путь. Прошли еще два с половиной километра и в 22 часа 30 минут добрались до ледяного холма, расположенного к югу от того прохода, которым снежный каньон оканчивался в сторону моря. Здесь мы устроили лагерь в расстоянии немногим более полутора километров от склада. Мы очень измучились и решили остановиться. Место это казалось особенно удобным, так как с прилежащего ледяного холма можно было хорошо рассмотреть все море за оконечностью ледника Дригальского.