Ближе к вечеру по прозрачным водам Туатуари скользнуло и ткнулось в прибрежный песок сделанное из коры каноэ размером не больше листа картона, загнутого с концов. Со дна суденышка, которое легко, как перышко, качалось на воде, поднялась, изящно балансируя, бронзовая фигура. Человек вынул из лодки гамак, высадил жену и ребенка, извлек горшок. Затем стал степенно подниматься по крутому обрыву к хижине.
Я спросил одного из индейцев, который постоянно жил в Васконселбсе, зачем приехал этот человек.
— Да просто провести здесь время, — услышал я в ответ. — Ему тоже, как и нам, хочется поразвлечься.
Иными словами, индейцы не занимаются грязными сплетнями в нашем смысле слова, но когда кто-нибудь из них может рассказать интересную историю, он садится с женой в каноэ и едет в Васконселос к Орландо.
Теперь я начал понимать, что именно на этой приветливости и внимании к индейцам в Васконселосе и зиждилось «королевство» Шингу. Идея приказа и наказания индейцам недоступна, поэтому как-либо улучшить их жизнь можно, лишь умело воздействуя на отдельные личности и учитывая отношения между индейцами внутри племен. Возможно, все те праздные разговоры, которые Орландо вел с индейцами, служили достижению какой-то более важной цели. В чем она состоит, мне еще было неясно, но, по всей видимости, традиционное миссионерское триединство — религия, образование и санитария — было тут ни при чем. У проблемы, казалось, была та же изнанка, что и у моего отношения к посту Капитан-Васконселос. Когда вылезаешь из самолета, отягощенный критериями цивилизованного человека, пост кажется никому не нужным грязным свинарником. Когда же возвращаешься из джунглей, Васконселос предстает перед тобой прекрасным оазисом в пустыне. Быть может, Орландо пытается сделать нечто большее, чем заметно на первый взгляд?
С едой в Васконселосе всегда туго, и в один из особенно голодных дней я заглянул в свой рюкзак. Под носками и свертками с предметами, предназначенными для меновой торговли, я обнаружил ласты, маску и дешевое ружьишко для подводной охоты.
Что ж, попробуем заняться промыслом рыбы!
Спускаясь к реке, я старался показать индейцам, которые пришли на пост из окружающих деревень, что я рыбачу не в первый раз. На одном из самых высоких деревьев сидел воин из племени камайюра. Натянув тетиву лука, он подстерегал добычу. Индеец наблюдал за рекой, которая была так прозрачна, что на десятифутовой глубине можно было различить поблескивающие серебристые черточки. В реке плескались две женщины племени мехинаку. Их гибкие спины были раскрашены краской уруку[11]
. Я надел ласты и маску с дыхательной трубкой. Ничего не сказав индейцам, — они тоже ни о чем меня не спросили, — я вошел в реку и поплыл по течению.В воде было шумно. Подводный мир всегда представлялся мне безмолвным, но сейчас каждые 30–40 секунд мимо меня, спасаясь от погони, проносились рыбы, они пробивали водную гладь и тут же падали обратно, вздымая фонтаны брызг. Когда я учился охотиться, я всегда, заслышав всплеск, подходил к воде. Мне казалось, что в реку прыгнул по меньшей мере олень или кабан. Когда плывешь под водой, чувствуешь эти всплески гораздо сильнее. Кажется, будто вокруг тебя рвутся глубинные бомбы.
Нырнув на дно, я с удивлением обнаружил, что на упавших в реку деревьях сохраняется листва, отчего в речных глубинах было как в сумрачном лесу. Рыбы покрупнее — вроде туканаре[12]
, — быстрые и сильные, словно крейсеры, подкарауливали здесь добычу. Я задержался около этих темных гротов гниющей листвы, высматривая, не блеснут ли глаза, не шевельнется ли еле приметно хвост одного из этих чудовищ, которые стоят неподвижно против течения.