В сердце леса

— Держится, — уверенно подтвердили остальные. Планшир выступал над водой всего на шесть дюймов. Мы впятером забрались в каноэ, и оно, качаясь, поплыло вниз по реке. Вокруг нас всеми цветами радуги переливалась Туатуари. Мы то и дело садились на мель и принимались изо всех сил раскачивать длинное сигарообразное тело каноэ, пока оно не соскальзывало на глубокую воду.

Там, где Кулуэни сливается с реками Батови и Ронуру, мы вышли на необъятный простор. Вода таинственно несла нас между лагунами и песчаными отмелями, открывая взору все новые и новые романтические пейзажи. Это место называется Морена. Здесь Мавутсиним создал индейца. Здесь впервые мы услышали зловещий рев водопадов, расположенных на севере. Он напомнил нам о том, что там, откуда мы приехали, почти все племена были мирные, зато среди племен, с которыми нам предстоит встретиться, лишь три племени дружили с Орландо; остальные убивали незнакомцев при первом их появлении.

Входя в Морену, мы увидели длинный полуостров, похожий на вытянутую морду крокодила. Тут в первую ночь нашей экспедиции к географическому центру Бразилии мы и развесили между деревьями гамаки. Стемнело. Серило, воин кайяби, присел на корточки у реки.

— Дикие индейцы, — мрачно прошептал он. Это заставило нас насторожиться; подсев к Серило, мы наблюдали, как по ту сторону водной глади за деревьями то и дело призрачно вспыхивал свет.

— Отряд воинов суйя! — Серило по натуре был склонен видеть все в черном свете. — Ночью они подползут и нападут на нас. — На его грубом лице появилась горькая усмешка, он уже рисовал в воображении свою неминучую смерть.

Мы продолжали наблюдать.

— Это фонарь, — послышался голос Дилтона де Мотта. — У костра более красное пламя. К тому же этот огонь движется вдоль берега и колышется. Он то вспыхивает, то затухает под порывами ветра. А суйя никогда не сталкивались с цивилизадо, и у них не может быть фонаря. Ты старый дурень, Серило. Это, должно быть, камайюра, люди племени Такумана. Они ходят сюда ловить рыбу.

Серило хмыкнул и что-то пробурчал в том смысле, что камайюра ничуть не лучше суйя — ведь когда он был ребенком, они перебили немало народу в его деревне. «Не уснуть мне сегодня, — угрюмо добавил он. — Ни за что не уснуть». И пока мы храпели, он все подкладывал в костер хворост, так что пламя ярко освещало поляну и подчеркивало таинственную мрачность лесных альковов.

Племя Серило жило в краях, по которым нам предстояло пройти. Целых сто лет воевало оно с цивилизадо. Его воины славились своей жестокостью и отвагой. Серило и еще трое индейцев были единственными уцелевшими представителями целой ветви этого племени, уничтоженной в результате междоусобной войны.

Несмотря на все это, перед рассветом он подошел к моему гамаку и, почесав свой тыл, сказал: «Я не спал, Адриано». Мысль об этом, казалось, вселяла в него какую-то мрачную бодрость.

Вскоре мы отправились дальше. Серило стоял у руля, когда мы проскакивали пороги. Оказалось, то была всего лишь скачущая, бурлящая ревущая вода, над которой висело облако водяной пыли. В то утро нам повезло: туман рассеялся как раз вовремя, и, оглянувшись, мы увидели место, где сливались три реки, давая начало реке Шингу. От всего, что зримо здесь человеку или находится от него на расстоянии, которое можно преодолеть пешком или на одновесельном каноэ, веет таинственным духом этой могучей реки. Долина ее шире, чем вся Англия, а все холмы и земли, раскинувшиеся по ее берегам, обязаны своим существованием работе речных вод. Охотясь, я никогда не боялся заблудиться, потому что любое сухое русло ведет к ручейку, ручеек впадает в какой-нибудь большой поток; поток этот несет свои воды в один из притоков, а тот в конце концов вливается в жизненную артерию всего этого края — Шингу. Обычно я охотился близ реки: животные избегают сухих земель, они обитают у воды, где питаются плодами и листьями в приречных джунглях. Деревни индейцев, по моим наблюдениям, тоже находятся вблизи «большого леса» у реки, где на плодородных почвах хорошо растут маниок, земляные орехи, ананасы и другие культуры. Эти земли мы называли не территорией реки Шингу, а просто Шингу и во время экспедиции вехи своего пути именовали не иначе, как «лагерь у третьей излучины после бутылкообразного озера» и тому подобное. Таким образом, даже в разговорах друг с другом мы отдавали дань уважения мощи и власти этой реки.