Я повстречал их на следующий день, когда шел по просеке из основного лагеря. Быть может, оттого, что я провел несколько дней на широкой реке, где свет солнца резок, лица рубщиков показались мне болезненно-желтыми. Все они были грязные и потные. Циновки и котелки, которые они несли, вряд ли можно было назвать имуществом. Я добрался до центра и обнаружил на земле под навесом из банановых листьев Сержио и Жорже. В тот вечер мы пообедали птицами, подстреленными мною и ими. Потом Сержио разрядил в жатобу свой револьвер.
— Зачем ты это, Сержио?
— Не знаю.
Мы сделали несколько снимков, чтобы запечатлеть это историческое место. Оно выглядело так, словно в покрове леса проделала дырку бомба. На следующее утро мы отправились назад, к основному лагерю. Сержио шел медленно — башмаки его были изодраны в клочья.
В последующие два дня ничего особенного не произошло. Шел дождь, и мы почти не вылезали из гамаков.
— Прогресс. Прогресс. Прогресс, — говорил Клаудио, ни к кому не обращаясь. — Мы — символ прогресса. Наш президент Кубичек построил нашу столицу Бразилиа на краю величайшего в мире леса. Мы, его солдаты, донесли прогресс до сердца леса. Прогресс. Прогресс. Уф!
Незадолго до начала экспедиции к центру Бразилии я побывал в новой столице и видел здания, построенные Нимейером, одним из крупнейших архитекторов современности. Мне показали новый Дворец президента — величественное современное здание с бассейном для плавания и кинотеатром, сочетание стекла и бетона. Здание палат ассамблеи было запроектировано в форме полушарий.
Часовня президента по проекту была такой сложной конической формы, что, прежде чем стали возводить само бетонное сооружение, построили в натуральную величину его деревянный макет, и я его видел… Современный отель и ночной клуб со всеми новейшими удобствами. Когда предприимчивая рекламная фирма подарила президенту слона, он заложил зоологический сад. И хотя я посетил Бразилиа, когда ее только начинали строить, чувствовалось, что город этот уже стал стимулом развития страны. Один американец, имевший ранчо неподалеку от Бразилиа, сказал мне, что принадлежащие ему 60 тысяч акров земли, которые десять лет тому назад стоили два миллиона американских долларов, теперь можно продать в Европе или Америке за 14 миллионов долларов.
— Так вы продаете землю иностранцам? — заметил я.
— Меня не интересует, кому я ее продам. Меня интересует, за сколько я ее продам, — возразил он.
— Вытекает ли прогресс как следствие из богатства? — спросил Клаудио в тот день, когда мы достигли географического центра. — Или мы добьемся чего-то более реального, если хотя бы одно племя, пусть даже ненадолго, перестанет вымирать? Это было бы действительно достижением и для вас, и для меня, и для всех цивилизованных людей.
Чтобы услышать оригинальное мнение по этому поводу, я пошел к Рауни и спросил его, что мы делали в джунглях все это время. Тхукахаме ответил не сразу.
— Может быть, караиба, — сказал он наконец, — когда-то давно жили здесь и что-то потеряли, а теперь пришли отыскать. Но наверняка я не знаю, наверное, это было очень давно, еще до рождения моего отца.
Прошло еще несколько дней, и четыре лодки, в которых разместились участники экспедиции, доплыли до водопада Мартинс.
— Послушай, — сказал Рауни, — бешеная вода.
Вскоре Сержио вывел лодку на спокойную воду. Река текла мимо плоских камней, которые словно образовали набережную, и Орландо звал это место Портом тхукахаме.
Пока лодки причаливали, я осматривал окрестности.
К востоку и западу виднелись первые два холма области Шингу, словно сама природа поставила по обе стороны реки часовых, и я вспомнил, что начиная от этих порогов наносная речная долина резко меняет свой характер. На сотни миль к югу в направлении Вас-конселоса тянется ровное плато, река вьется между песчаными берегами, и нигде не видно скал, но у водопада Мартинс река входит в гористую страну, срывается с плато северного Мату-Гросу и впадает в бассейн Амазонки. Река бурлит на порогах, меняет цвет от безмятежно зеленого до угрожающе серого. Песчаные берега уступают место каменным плитам. Здесь северная граница «Куябы Орландо». Длинная цепь порогов и водопадов служит барьером, ограждающим Шингу, и поэтому до недавнего времени река эта оставалась единственным неисследованным притоком Амазонки.
— Я играл здесь ребенком, — сказал Рауни. — Отец ловил рыбу, мать собирала бананы, а мы с братишками играли у воды.
Оказалось, в нескольких минутах ходьбы от места нашей высадки есть росчисть, где стоит деревушка и расположена банановая плантация. Если пойти по тропе на запад от этой деревушки, за два дня можно добраться до оплота тхукахаме.
Рауни и Бебкуче пошли на разведку.