Перед уходом Дорина, я попросила пока не говорить Стефэнии о том, что я пришла в чувства. Вместо этого, попросила пригласить ко мне Алукарда. Надеюсь, я его не сильно отвлеку своей просьбой, но напоследок, прежде чем принять окончательное решение, мне нужно было выяснить кое-что важное.
Потому, когда возле моей постели внезапно появился Алукард, я позволила себе лишь секунду сомнения, а после уверенно попросила:
– Прикоснитесь ко мне.
Мужчина вздрогнул, прищурился и посмотрел с сомнением.
– Я не думаю, что это хорошая идея, Соня, – низким, спокойным голосом произнес он. – Ты сейчас слишком слаба, чтобы экспериментировать. Еще один выброс может иметь серьезные последствия.
– Отнюдь, сейчас самое время, – не согласилась я. – Сил во мне нет, потому максимум, потеряю сознание без потерь в материальном имуществе, – произнесла я и вновь упрямо посмотрела в бледное, завораживающе красивое лицо.
– И все же…
– Прошу вас, – перебила я, а мужчина обреченно поник плечами. Сел на матрас, рядом со мной, а затем, не сводя с меня внимательного взгляда, очень медленно поднес ладонь к моим пальцам. Секунда промедления, словно он давал мне время передумать, а после его ладонь накрыла мою. От прикосновения я вздрогнула, но, затаив дыхание, заворожено смотрела, как длинные, тонкие пальцы обхватывают мою ладошку, гладят кожу на запястье. Сглотнула и лихорадочно посмотрела в лицо императора. – Еще, – сорвалось с моих подрагивающих в неуверенной улыбке губ.
Мужчина без возражений придвинулся ближе и положил ладонь на мою щеку, непрерывно всматриваясь в мои пораженные глаза. Сердце бешено стучалось в груди от робкого счастья, но горечь догадки портила впечатление от теплых, ласковых прикосновений, которые впервые за многие годы не доставляли ни страха, ни дискомфорта.
Нежные, чуть шершавые пальцы прошлись по скуле, опустились на подбородок, мимолетно дотронулись губ, а я вздрагивала от каждой яркой вспышки удовольствия, посылающая приятную дрожь по коже.
Не увидев протеста, Алукард придвинулся еще ближе. Нависая надо мной, он убрал мои волосы на спину, а затем положил обе ладони на мое лицо. Одной, продолжая исследовать мое лицо, вторая знакомым движением стала спускаться на горло, ловким движением расстегнув украшение, и оголил шею, чтобы кончиками пальцев пройтись по старому шраму и погладить бешено бьющуюся жилку.
Отчаянно сдерживая слезы, дрогнувшим голосом, я тихо попросила:
– Поцелуйте меня.
Не успела закончить фразу, как мои губы накрыли в сказочно нежном и осторожном поцелуе. С замершим от нежности сердцем, почувствовала, как горькая слезинка скатилась по моей щеке. Нужно было отстранится. Уже тогда нужно было отстраниться, закричать, ударить, сказать, как я его ненавижу. Но, презирая себя за малодушие, я поцеловала в ответ, нерешительно положив ладони на лицо того, кто прежде скрывался в моих снах.
Почувствовала, как широкая ладонь спустилась на мою спину, прижимая мое тело к ненормально теплой для вампира груди, а вторая придерживала мою голову, пока мужчина продолжал осторожно, неторопливо и с чувством целовать мои губы. По-прежнему роняя из глаз слезы, я упрямо цеплялась за мужчину, наслаждаясь ощущениями тепла, уюта, нежности, что дарили его объятия. Но теперь и в реальности. Как я себе и обещала, я запоминала свои сны, чтобы холить эти фрагменты в памяти. Я помню каждое прикосновение рук, губ, а так же вкус мужчины, который, уверена, никогда бы не спутала.
Всхлипнула от того, как непередаваемо нежно меня прижали теснее, словно я что-то значила, словно действительно была дорога. Но эта мысль принесла только очередную порцию боли. Не желая расставаться с этим мгновением, не позволяя своей злости вытеснить все остальное, я запустила пальцы в длинные, густые и прямые волосы, обняв мужчину за плечи, и самостоятельно углубила поцелуй, в попытке забыться еще на чуть-чуть.
Но хуже было, что сейчас я вспоминала то, на что прежде не обращала внимания. Я помню, как запускала пальцы не в короткие, вьющиеся волосы, как у Тристана, а в длинные, прямые и тяжелые, локоны вампира. Я помню, что прежде, как и сейчас, моя ладонь изредка задевала острый кончик уха, который никак не мог принадлежать человеку. А еще я вспоминала, как в моменты упоительного поцелуя, позволяла себе с наслаждением исследовать языком длинные и острые клыки. Но во сне я не придавала этому значения, уверенная в том, что это Тристан и никто иной, что лишний раз подтверждало чужое влияние на мой разум.
Я целовала жадно, страстно, с упоением, вспоминала похожие моменты и роняла все новые и новые слезы, но упрямо отказывалась прекращать, даже когда странности заметил мужчина.
Он обхватил мои руки и аккуратно отстранил от себя, а после отодвинулся сам, тяжело дыша и смотря на меня мерцающими красным глазами.