В сердце тьмы

– Возможно, но трудно. У тебя должна быть сила урочища. Причем – много. Ты должен дать ее земле, на которой стоишь. Кроме того, ты должен иметь то место перед глазами, до последнего стебелька травы и последнего камешка. Должен знать каждый кусочек земли под своими ногами. Так хорошо, чтобы, закрыв глаза, видеть его, как живой. Ну, и ты должен хотеть там оказаться. Никто не знает так хорошо ни одно место. Обычно мы вспоминаем место, где просто были. Но этого недостаточно. Одна ошибка – и тебя разорвет в клочья. Ты перенесешься, но сразу во все стороны. Песнь богов не поймет, куда ты хочешь попасть.

– А могу ли я перенестись на коне? В одежде? Вооруженным?

– Да. Если тебе удастся, то со всем, за что ты держишься.

– А если бы я схватил тебя? Мы бы перенеслись оба?

– Возможно. Если бы я был Песенником, знал, что происходит, и помнил, чтобы ни о чем не думать. Обычный человек испугается и собьет ноты песни богов. И – конец. Но не думай об этом. То, что ты помнишь какое-то место, потому что ты в нем был, этого мало. Слишком мало. Тебя разорвет.

– Бочонок твой, Вороновая Тень. Я бы еще кое-что у тебя купил. Покажи мне свои товары. Особенно травы.

Тень скалится соблазнительнейшей из своих улыбок.

– Хочешь, чтобы девка была к тебе приязненна?

Глава 10 Эрг Конца Мира

Пустыня, суровая матерь,

Любовница от миражей.
Черное сердце, Королева,
Прячешь ты под плащом песка.

Кебирийская сказка

За горизонт идти, нужно идти!

Путем соли идти, нужно идти!
Белый ковер дней, ковер дней!
Прядет песок сей, песок сей!
Еще одна ночь, еще три!
Соленый встает рассвет, солоней слезы!
Кожу жжет жар, с неба жар!
Глаза дурит чар, обманный чар!
Кто ляжет в песок, под песок!
Ему братом – призрак, братом призрак!
Путем солнца идти, нужно идти!
За горизонт идти, нужно идти!

Кебирийская песнь контрабандистов соли

Так мы и покинули последний город в Амитрае, где тысячи беглецов ждали косы колесниц и клинки «Змеиного» тимена. Выехали из покрытого шатрами предместья, окруженные двумя десятками больших вооруженных кебирийцев на бактрианах. На этот раз никто не поглядывал на нас и не хватал за удила, чтобы молить о еде. Разбойники изо всех сил пытались на нас не глядеть, отворачивались или задумчиво подпирали головы руками, так, чтобы прикрыть глаза. Беглецы даже не пытались к нам подступать.

По дороге Н’Гома заставил нас продать лошадей.

– В песках они не выживут, – сказал. – Поедете на орнипантах. Только они да бактрианы умеют выживать в эрге. Ну, может, еще онагры. Кони пали бы за пару дней.

Отвел нас к тому, кто без разговоров взял лошадей и заплатил золотом. По четыре дирхама за коня. Это была хорошая цена, но мы понимали, что она означает нынче в Нагильгиле. Кони шли под нож. Превратившись в полоски вяленого мяса, они будут стоить ровно столько, сколько весят в золоте. И все же чувствовали мы себя отвратительно.

Бенкей переносил все это хуже прочих. Выслушал весть с неподвижным лицом, а потом долго гладил своего коня по морде, прижимался к нему и что-то шептал. Когда купец подошел к нему, разведчик внезапно одним движением вынул нож и воткнул его коню за ухо. Жест этот был молниеносен. Животное пало на колени, словно громом пораженное, потом завалилось на бок. Бенкей еще присел подле него, погладил ноздри и без слова отошел, с окровавленным ножом в руке. Проходя, оттолкнул купца плечом так, что тот опрокинулся. Купец встал, поглядел на отходящего разведчика, но не осмелился сказать ни слова.

Бенкей даже не захотел взглянуть на деньги, в конце концов, их забрал для него Крюк. Хебзагал уселся на камне поодаль от нас, повернувшись спиной, и не отзывался, смотря куда-то вдаль.

– Это амитрай, – пояснил Крюк, пряча монеты за пазуху. – Для него конь был как брат. Он не позволил бы, чтобы какой-то хам лупил его животное молотом или перерезал ему глотку. Не подходите к нему. Он в большой обиде. Должен оставаться в одиночестве.

Еще когда шли мы к лагерю Н’Гомы, я видел, несмотря на натянутый на лицо капюшон разведчика, что Бенкей немо плачет.

Лагерь Н’Гомы находился в нескольких часах пути от города, в узком ущелье, по которому протекал ленивый узкий ручеек, не шире струйки воды из перевернутого кувшина, но даже этого хватало, чтобы внизу шумели пальмы и кусты.

Почти все дно яра было заставлено пакетами и свертками, повсюду кружили кебирийцы в коричневых и красных пустынных плащах, ревели бактрианы, поспешно складывались последние шатры.