Архиматрона вела нас крытыми коридорами, не говоря ни слова. Я чувствовал лишь облегчение и огромную усталость. Радовался, что мне удалось выйти из пещеры – но и только. Однако мысль о том, что происходит там сейчас, не давала мне покоя и точила мою душу, как червь древо. Я не знал, отчего она пришла к нам лично. Может, все прочие принимали участие в мистерии, но тогда отчего ее там не было?
Она провела нас в большой и круглый, словно миска, зал, выстеленный коврами. Помещение было почти пустым, стоял там только округлый столик с роговыми ножками и освещенная двумя лампадами фигура Праматери.
Мы пали на колени, а жрица глубоко поклонилась, после чего прикоснулась ладонью к своим губам, груди и лону.
А потом уселась на подушках и указала нам место подле столика.
Вернее, я решил, что она указывает Брусу, а потому сам скромно присел на пятки у самых дверей.
Архиматрона лениво потянулась за маленькой металлической палицей, обернутой кожей, и ударила в гонг, стоявший рядом со столом.
Адептка вошла в зал еще до того, как звук стих. Поставила на столике высокий кувшин и два металлических кубка, наполнила их и бесшумно вышла. Мне показалось, что это та же, которая ассистировала старику, который принес нам еду.
Конечно, только два кубка. Я – лишь адепт. Овца. Я был невидим, но меня это устраивало.
Брус же принялся ворчать.
– Не дозволено пить ферментированные напитки. Радость, которую они дают, неестественна и пробуждает зло. Только…
– Ох, да перестань уже! – рявкнула жрица. – Мне нужна настоящая беседа, и я не стану заниматься эквилибристикой Старого Языка. Ты что, приказов не знаешь? Впервые доставляешь поддержку?
Я непроизвольно сглотнул, надеясь, что этого не слышно в комнате. Подумал, что нигде не видно стражи. Мы все еще могли сбежать, захватив архиматрону. Этот фарс не мог продолжаться долго, скоро один из нас – а то и оба, – совершит что-то непростительное.
– Маска! Сними эту проклятую маску! – крикнула она. – Ты не на торжище!
Брус очень медленно отстегнул ремни, поднял маску и снял ее с головы.
– Ну да! Я была уверена! – она отпила глоток из кубка, встала, быстро прошлась по комнате. – Я знала!
Была в ярости. Я напряг мышцы – на пробу – и аккуратно изменил позу на ту, из которой мог одним прыжком оказаться на ногах.
Жрица пнула какую-то посудину, и та со звоном покатилась по полу.
– Неофит. Проклятый неофит. Поэтому святее самой земли. Как долго ты служишь Матери? Месяц?! Полгода?! И сразу стал жрецом, освященным существом единства? Стараешься быть истовей самой пророчицы, чтобы смыть грехи своей проклятой насилием лунной крови?
Она вернулась к столу.
– Пей!
Брус послушно выпил из кубка.
– Вот теперь мы одинаково грешны, разве нет? Только я – дочь земли, не забывай об этом! Полагаю, это все еще нечто значит, верно? Или и здесь уже все изменилось? Неофиты с мордами, изрубленными железом, становятся глашатаями и курьерами только потому, что в соответствующий момент они поддержали пророчицу, а я служу Матери с той поры, как родилась. В Саурагаре, потом в этой дыре! Я стала адепткой, чтобы отомстить отцу, который принуждал мою мать к нечестивой жизни и выслуживался перед чужеземной династией. Он хотел ко мне прикасаться! Хотел также прикасаться к моей матери без согласия богини! Пил вино и отвары! Приходил, воняющий вином, и принуждал ее! Я каждую ночь это слышала! Он ел мясо! Все для него было неважно, кроме императорского золота. Все, что зарабатывал, проигрывал в кости, а мы ходили голодными!
– …Богиня приняла меня, когда было мне шесть! Я убила отца во сне и сбежала в храм. Двадцать лет я трудилась, чтобы достичь освящения. А что освятило тебя? Сушь? Пророчица? А может, тебе надоело вечное ожидание войны и бредни о торговле, мире и строительстве кирененского порядка? Ведь за милю видно, что ты был легионером. И совсем недавно. Носил императорские знаки и постоянно жаждал трофеев и крови, но война не приходила. А теперь ты станешь поучать меня насчет кубка кобыльего молока? Я амитрайка, мне можно пить молочный огонь! Даже пророчица не в силах это изменить.
– Я не могу слушать… – пробормотал Брус и склонился в поклоне.