Ольга надела черную кружевную повязку на голову, Дарья постоянно ходила с красными от слез глазами, сморкалась в платок на весь дом. Лере же совсем не хотелось плакать. Дрюню было, конечно, жаль, но не настолько, чтобы рыдать. Да и некогда особо сопли-то размазывать. Дел невпроворот. Оповестить всех знакомых, заказать нормальный кабак для поминок, чтобы не осрамиться перед людьми из окружения Андрея. Самой, в конце концов, нужно выглядеть подобающе – скромно, печально, но в то же время сексуально. Она давно не делала педикюр, а теперь как-то неудобно. Хотя, с другой стороны, ну и что ж, что мужа хоронят, не ходить же из-за этого кулемой? А тут еще мать добавила нервотрепки своим звонком.
– Лерочка, – прорыдала в трубку. – Я слышала, у тебя такое горе. Доченька, как же это? С маленьким ребенком и одна… Такая молодая…
– Мам, все нормально, – раздраженно ответила Лера. – Давай без истерик, ладно?
В тот момент она десять раз пожалела, что оставила сеструхе номер своего сотового. Теперь вот родственнички объявились, названивают, эта дура старая еще и слезы льет. А сама зятя никогда в глаза не видела – что ей убиваться-то по нему?
– Да ты поплачь, тебе легче станет. Ведь внутри все держишь – по голосу слышу… – причитала мать.
Лера нервно тряхнула рукой – как же хорошо, что она живет далеко от своей семейки – в жопу лазейки.
– Ладно, мать, мне некогда. Позвони потом, ладно? – Она уже собралась положить трубку, но та выкрикнула:
– Подожди! Я приехать хочу! Надо ж побыть рядом с тобой в такой момент. Катя тоже собирается…
Лерку аж передернуло. Только не это! На похороны вся Рублевка соберется, а у нее тут мамаша – мышь серая – и сестрица с подбитым глазом. Вот позорище-то! Мало она на них там, дома, насмотрелась, так нет, надо еще и сюда припереться при полном параде, чтобы на них все любовались. Со стыда сгореть от такой родни!
– Нет, мам, не надо ехать. Здесь вас не поймут.
– То есть… То есть как не поймут? И кто? Мы же к тебе едем, Лерочка…
– Слушай, давай так: ты мне не мешаешь жить, а я – вам, – отрезала Лерка. – У каждого своя территория. И без обид. Я уже вашими проблемами по горло сыта, с рождения в них купаюсь.
Она не видела лица матери, но прекрасно представляла его – кругленькое, морщинистое, наверняка с вытаращенными от удивления глазами, выбившимися из жидкого пучка седыми волосинками. Смешное и жалкое зрелище. Мать давно уже превратилась в старуху. Когда она состарилась? В сорок? Сорок пять? Кажется, что всегда была такой. Ей и сейчас-то немного, что-то около пятидесяти, а такая древняя и тупая. Потому что все свои годы на пьянчугу гробит, любуется на отцовские попойки. Папаша уже давно из ума выжил, говорят, совсем тю-тю, вообще не соображает.
– Ты что же, стесняешься нас? – догадалась наконец старая курица.
– Мам, а ты подумай сама, а как вас не стыдиться-то? Одеты как лахудры, одна хуже другой… Как я вас с нормальными людьми за одним столом посажу? Нет уж, спасибо за сочувствие, но лучше оставайтесь дома.
Лера положила трубку и выкинула этот разговор из головы. Ей и других проблем хватало.
То утро, когда обнаружили мертвого Андрея, было, конечно, сущим кошмаром. Лера накануне вернулась, как обычно, поздно, хотя в тот вечер с Жужжей не встречалась, да и Светка занята была, сказала: «Надо иногда и дома с мужем побыть, для поддержания, так сказать, огня в семейном очаге». Пришлось от безысходности Таньке звякнуть, но все обернулось ничего, затусили они здорово. Домой Лера прилетела без задних ног и под хорошим градусом, хлопнулась на постель и отрубилась. А утром проснулась оттого, что по всему дому шум, крики, беготня. Спросонья испугалась, конечно, а когда узнала, в чем дело, то перепугалась еще больше.
Андрея нашли в дальней комнате для гостей, в кресле перед телевизором. Потом выяснилось, что он еще с вечера был мертв, часов с десяти, с одиннадцати. Врач сказал: «Сердце». А позже вскрытие показало, что Дрюня обезболивающее лекарство принял и коньяком запил, а это категорически нельзя. Никак не сочетается такое лекарство с алкоголем, об этом во всех инструкциях к нему пишут.
Служба безопасности, конечно, жуткий хай подняла. Весь дом перерыли, бутылку и бокал, из которых Астахов пил, на экспертизу посылали, даже отпечатки пальцев снимали. Видимо, подозревали что-то, проверяли, не отравили ли ее мужа. Лера, когда об этом услышала, перепугалась насмерть. А ну как и правда убийство? А значит, и ее саму, не ровен час, убить могут, кто их, этих злодеев, знает, что у них в голове? Но, слава тебе господи, обошлось. Все оказалось чисто. В бутылке, кроме коньяка, ничего не нашли, отпечатков тоже подозрительных не было. В офисе у мужа многие вспомнили, что он в тот день на сердце жаловался, – и Вдовин, и Михаил, второй помощник, и Варька – секретарша. Странно только, что Андрей обезболивающее принял, а не сердечное, уж коли ему стало нехорошо. Но, видно, пьяный был, вот и выпил первое попавшееся. Тем более что это самое обезболивающее у них во всех ванных по аптечкам лежало, пока Лерка не приказала выбросить от греха.