В сетях интриги. Дилогия

И как в «Оленьем парке» Версаля, тут и там, словно оживлённые светлые изваяния, сошедшие со своих пьедесталов, мелькают в обманчивом сумраке ночи юные пары. На миг покажутся, выплывут из загадочной тьмы тихих аллей, минуют лужайку, скользнут мимо пруда и снова потонут в другой загадочно тёмной аллее.

Мраморная пара Амур и Психея, вечный символ мужской и женской любви, белыми незрячими глазами всматриваются в эти мелькающие пары живых влюблённых, глядят туда, в темь прохладных тихих аллей и словно видят там что-то такое, словно слышат влюблённые вздохи, томный, прерывистый лепет, шелест поцелуев, робких порывистых ласк, недосказанных, оборванных на лету, как обрывается порою песня неги и стон страсти…

Знакомые все тени мелькают в этом таинственном, словно зачарованном, парке в эту лунную, ясную ночь.

Константин, большой, нескладный, чернеет громадой и кажется ещё больше рядом с совсем юной, тонкой, изящной Жаннеттой Четвертинской, которая учит польскому языку своего влюблённого кавалера и звонко по-детски смеётся, когда он так забавно произносит трудные для него, полные шипящих и свистящих звуков польские слова… А когда фраза сойдёт удачно, он весело смеётся и «в награду» себе покрывает поцелуями нежные холодные ручки польки, которая защищается, но так слабо и шепчет:

— Ах, прошу вас, зоставьце… Не хце… не нада… Mais laissez donc! Je vous prie…[13]

И так мило мешает в одно польскую, французскую и неправильную русскую речь, что Константин ещё громче смеётся, целует крепче, чаще эти ручки… шейку…

Анна если не видит этого, то потому лишь, что занята другим. Красивый, пламенный «тёзка» мужа, Константин Чарторижский, давно уже открыл ей, какое неотразимое впечатление пухленькая красивая принцесса произвела на влюбчивого сармата.

Сначала молодая женщина притворялась строгой, делала вид, что сердится на дерзкого поклонника. Но он был так вкрадчив, когда нужно, так смел и настойчив, где это казалось удобным… Бедная малютка, одинокая, заброшенная, так хотела погреться душой…

Законный муж, семнадцати лет от роду, хотя и любит поломаться над пятнадцатилетней женой, но, зная за собой грехов немало, не слишком взыскателен и к супруге.

И, сидя в тихой аллее с красавцем-князем, Анна сентиментально шепчет ему о своей далёкой родине, о страданиях юного непонятого сердца!.. Слезинки порою даже сверкают на красивых, хотя и не особенно выразительных глазах немочки.

Но кавалер быстро умеет осушить эти живые алмазы огнём своих поцелуев…

Усталый, измученный своей «гатчинской» службой, вернулся к себе Александр.

Но и он до ужина не показался Елизавете. Мария Четвертинская, под руку с князем Адамом, попалась ему навстречу у самых ворот внутреннего парка…

Малютка Христина Радзивилл, давно безнадёжно влюблённая в Александра, тут же, восторженно глядит на него большими сверкающими, как бриллианты, глазами — хрупкая, чахоточная красавица…

После первых фраз завязался живой общий разговор… Двинулись парами по душистым лужайкам, мимо цветочных куртин, вошли в прохладу и тень загадочных аллей… Александр и Мария отстали как-то случайно. Адам и Христина идут впереди… Не видно, что делает задняя пара, не слышно, о чём тихо так, словно воркуя, беседует она. Но ревнивое сердце Христины обостряет её слух… Словно душою видит девочка, как склоняется к своей даме красавец-принц. Как слова замирают у него, у подруги его на устах, и уста эти сливаются в долгий, беззвучный, как тишина ночная, бесконечный, как вечность, поцелуй…

Только перед самым ужином появился Александр на половине жены, и не один.

— Мой ангел, я веду тебе гостя. Князя уговорил пожаловать. Он так уж давно не был. Спрашиваю: «Не обижен ли чем?» — «Нет, наоборот…» Он думает, что надоел тебе. Ну что скажешь? Экая фантазия богатая у нашего Адама…

Смеётся Александр искренно, открыто. Он пока не чувствует за собой греха.

— Ну что за пустяки, князь! — любезно отзывается Елизавета. — Правда, муж и я так рады вам всегда…

— Вот видишь… Ну, вы поболтайте… Тебе веселее будет, мой друг. Ты все одна… А я чертовски устал сегодня. Зато лихо ученье прошло… По-нашему, по-гатчински!.. Без сучка без задоринки… Не улыбайтесь, мой друг, господин штатский философ. Я вас понимаю. Конечно, мирные парады — забава. Но они учат кой-чему и солдат и начальников. И если уж мне поручили какое дело, я привык его выполнять самым лучшим образом! Знаете моё правило. А потому… Шагом марш!.. Я на диван… залягу на часок… А вы болтайте… Раз… раз…

И, подчёркнуто молодецки шагая, вышел из покоя Александр.

Молчание воцарилось в ярко освещённой гостиной. Оба словно хорошо знают всё, что может сказать другой, или не находят, с чего начать, как приступить к беседе.

Хозяйка заводит обычную светскую болтовню. Любезно подаёт реплики гость.

Но глаза его говорят о чём-то таком, что заставляет дыханье прерываться в груди у молодой женщины, и она инстинктивно кутает газовым шарфом прелестные плечи, белеющие из нескромного выреза лёгкого летнего наряда…

— Ужин подан! — возглашает дворецкий.

Обрадовалась хозяйка.