В сетях интриги. Дилогия

— Я и не сомневаюсь, мой друг! Ну, а теперь, большая женщина, если слёзы высохли и личико снова смеётся, все обстоит в порядке. Иди спать… Моя камеристка проводит тебя вместе с негретенком Али… А я тоже устала… Доброй ночи…

— Доброй ночи… Милая… добрая… Впрочем, нет! Ты жестокая… тебя так любят, а ты… Молчу, молчу!.. Слушай, дай ушко… Я признаюсь: я так сейчас счастлива… и хотела бы, чтобы все… и ты… Ушла, уже ушла… не хмурься…

Крепкое объятие, звонкий поцелуй… и Анна выпорхнула из комнаты так же мгновенно, как и появилась…

Долго ещё сидела Елизавета, одинокая, задумчивая… Слёзы порою скользили по бледным щекам… А грудь так сильно, тяжело вздымалась, стройная, молодая грудь…

Прошло ещё несколько дней.

Идёт к ущербу полная луна. Но ещё довольно свету бросает она на поляны тихого парка в свежие вечерние часы… Густо сбегаются тени в глубине загадочных аллей. Белеют мраморные группы влюблённых богов и богинь на пьедесталах среди зелени парка… Мелькают влюблённые пары по аллеям его, проходят мимо пруда, тонут во мраке кустов и дерев…

Снова сидит у своего окна наверху встревоженная Варвара Головина.

Она видела, как нынче перед ужином прошёл домой Александр с Адамом Чарторижским. Ждёт, когда снова мелькнёт стройная фигура князя Адама на усыпанной песком площадке, смотрит, не появится ли у раскрытого окна снова Елизавета, чтобы спуститься, побеседовать с одинокой женщиной, разогнать тоску этой принцессы, которую горячо и бескорыстно полюбила добрая женщина…

Долго и напрасно ожидает она!..

Может быть, Александр на сегодня изменил своим привычкам, не заснул на диване, не оставил жену с приятелем?.. Втроём сидят, ужинают, ведут дружескую беседу…

Успокоенная, отходит от окна Головина.

Муж входит…

— Ты не спишь ещё, ВагЬе? А я думал…

— Не спится… А ты откуда?

— С дежурства, из дворца… Заходил вниз, хотел поговорить с князем… Не удалось. Храпит на своём диване так, что слушать приятно. Устал, бедный, на «службе» в этой глупой Гатчине да в Павловске…

— Спит? — переспросила жена. Хотела ещё что-то спросить, но удержалась…

Легла. Но ей не спится. Ей так вот и чудится: столовая внизу… Елизавета и «неотвязный гость» сидят вдвоём, ужинают, болтают… О чём говорят они? Потом выходят на террасу, увитую зеленью, куда не проникают и днём чужие взоры… И там снова сидят, вдыхают опьяняющие ароматы цветочных куртин… Ловят взорами игру света и теней в тихом, освещённом луною саду… Тихо, с перерывами, говорят о чём-то… О чём?..

Вот будто слышит, видит всё это чуткая, заботливая Головина и шепчет невольно:

— Господи, защити её… охрани… Избавь от искушения…

С этими мыслями, с этим полушёпотом и затихает добрая женщина, даже перекрестив кого-то издали своей тяжелеющей от дремоты рукой…

Ещё через несколько дней, утром, когда Головина с Длинной Анной, Толстой, сидели за клавесином, разбирая какой-то новый красивый романс, дверь осторожно растворилась, вошла Елизавета в лёгком белом платье вроде греческой туники, с золотой цепью на шее.

Она поздоровалась с Толстой, взяла за руку Головину и увлекла её прямо в спальню, сама заперла за собой дверь на ключ, бросилась на шею подруге, и вдруг слёзы хлынули у неё из глаз. Но лицо оставалось сияющим, радостным.

— Что с вами, ваше высочество? — бледнея от какого-то дурного предчувствия, спросила хозяйка.

Неожиданная гостья сдержала на миг рыданья, прильнула совсем к уху преданной женщине, еле слышно шепнула:

— Барбетта, если бы ты знала, как я…

Вдруг сильный стук раздался в дверь. Фраза замерла на устах…

— Кто там? — с невольным раздражением от нежелательной помехи спросила Головина.

— Ваше сиятельство, их сиятельство, матушка ваша, изволили пожаловать из деревни, — раздался голос камеристки.

— Я после, я потом… Идите, встречайте! — торопливо заговорила Елизавета и так как первая была у двери, повернула ключ…

Очень была рада Головина приезду матери, но невольная досада щемила ей сердце.

— Если бы это пятью минутами позже!

Очевидно, большую тайну собиралась открыть подруге Елизавета… Но уж больше никогда она не поминала об этой минуте и не сказала Головиной, что заставило её прибежать так внезапно, плакать радостными слезами? Чем потрясена так была молодая, пылкая женщина?..

Глава III НА ГРОЗНОМ РУБЕЖЕ

А с помощью сестриц

Со всей Европой породнятся!..

Грибоедов

Август на дворе. Лето подходит к концу, двор из Царского Села переехал в Таврический дворец. Но важные вести несутся со всех сторон… Не было ещё такого богатого событиями лета, как настоящее.

Сильно недомогала императрица, но сейчас словно живой водой окропили её важные вести. Ободрилась, просияла, ходит по-старому… А то и ступить ей было трудно: ноги отекли, сердце сжималось… Дышать было тяжело…

Особых гостей в августе 1796 года принимала столица и двор Екатерины.

Два знатных шведа, граф Гага и граф Ваза, приехали и остановились у шведского посла, барона Штединга.