В сезон дождей….

Опустел этот сад
и ютится
речки извилина,
кукушки, что сбилась, – пророчила жизнь, —
не слышно.
Скрипит, хочет что-то сказать,
калитки ключица
и у бани, засохшая, – спилена, —
дедова вишня.

А когда-то с нее

в году начинался май
и его озорство, и, счастливые, мама с папой,
и в болоте на дальнем лугу
лягушачий рай,
и сердитый соседский Полкан
с простреленной лапой.

Та же степь, то же золото трав

и ковыль, и клевер,
и коровы такие же рыжие носят бока,
но, Петрович-сосед, двадцать лет
как не ездит на север,
и, без месяца как,
его сторожит Полкан.

За горой, где овраг,

куда месяц нырял в канаву,
а из речки выныривал, будто пожар поутру,
только леший теперь, по норам шугнув дубраву,
как дубиной по темечку,
бьет по пустому ведру.

И крутой, камышовый, затянутый илом берег,

будто озеру штопает сердце
цветным поплавком,
и опять никуда
без увязших калош не деться,
и аукает, хлопая дверью,
заждавшийся дом.

А в дому, когда дождь,

возле печки, – чай со смородиной
и Петрович, подолгу шагающий из сапогов,
и в носках шерстяных горячо,
как от Родины,
и вишенный запах
бабушкиных пирогов.

Опустел этот сад

и ютится
речки извилина,
кукушки, что сбилась, – пророчила жизнь, —
не слышно,
лишь в печке трещит и греет,
засохшая, – спилена, —
дедова вишня.

«Птицы с ветвей слетели…»