Псевдопрозрачное платье было непроницаемо для взглядов чужих людей. Например, для него или для копов. И для тех монахов из прихода «настоящей», не обновленной Православной Церкви, которые прошли мимо. Но для того, кого владелица добавит в белый список – оно могло быть очень даже прозрачно. Он подумал о том, что некоторые умельцы взламывали такие штуки. Чтобы самим смотреть или в общий доступ выложить.
«Но это преступление. Вторжение в чужую приватность, – подумал Григорьев. – А вот если она сама все покажет, то получит штраф. За нарушение нравственных норм. Хотя какое вообще отношение к морали имеет получение удовольствия без причинения вреда другим? Может, завтра мир провалится в ад, которым нас так пугали чаплинцы и ваххабиты. Дураком же тогда будет тот, кто все эти годы строил из себя святошу и во всем себе отказывал».
Но вот даже в этом пасторальном месте с настоящими соснами и юркими белками, резвящимися в их кронах, он увидел грозный призрак перемен.
Прямо по курсу на небольшой огороженной площадке гремела музыка и трепетали флаги. Вился кумач, и рябило в глазах от триколоров – имперского черно-желто-белого и обычного. На трибуне, с которой в обычные дни читали стихи местные поэты, стоял в окружении нескольких здоровых мужиков в штанах с полосами и меховых шапках, невысокий господин в тельняшке, фуражке и кителе. С аккуратной бородкой и усиками, с черными волосами, уложенными гелем.
Да на хрен его контактные данные, подумал Григорьев. И так видно, что народный трибун. Старик свернул подсказку. Он отметил про себя, что на парне форма ВДВ, расформированного, когда тот еще пешком под стол ходил.
– В кого мы превратились, люди русские? – декламировал брюнет. – Доколе будем терпеть власть врагов народа?..
Речь длилась минут десять. И со многим в ней Григорьев был даже готов согласиться. С предпосылками. Но с выводами – не всегда. Небольшая толпа – человек двести – слушала внимательно. И чувствовалось, что большинство из них горячо поддерживают оратора. В «оболочке» все дублировалось – и даже более того, фонтанировал целый гейзер агитации, которую в обычное время сразу бы удалили и вычистили. Тут были и призывы, и манифесты, и программы таких действий, от которых среднего чиновника хватил бы инфаркт, невзирая ни на каких наноботов в артериях.
И все равно Григорьеву показалось, что это – не на самом деле. Не всерьез. Что сейчас этот морок развеется, и все пойдут в свои офисы.
«Все-таки рабочий день, Ктулху меня забери. А на многих даже деловые костюмы по полному офисному дресс-коду».
Клерки. Из тех, кого еще не сократили. Белые воротнички, но из небогатых. Он умел отличать на глаз. Были и те, кто больше похожи на грузчиков и разнорабочих. Но типажи были в основном славянские. Были и те, кого раньше называли хипстерами, а еще раньше – стилягами. Какие-то из них, конечно, купили модный пиджак и штиблеты на деньги, взятые в микрокредит. Но другие могли иметь в собственности пару квартир внутри Садового Кольца, сдавая которые, можно было заниматься «творческой самореализацией», путешествовать по миру, сидеть в кофейнях и барбер-шопах. У кого-то могли быть и свои шопы, магазины и даже торговые сети. В феврале 1917-го такие тоже цепляли красные банты, хотя многие через полгода об этом пожалели. Конечно, все они были богачами рядом с прикрепленным к убыточному заводу «посессионным» рабочим из Кировской области, из Особой Экономической зоны. А такие пока сидели тихо. Но революции начинают обитатели не самых нижних этажей социальной пирамиды с потребностями с верхних уровней пирамиды Маслоу. А уже потом, при успехе, подключаются настоящие обездоленные.
«И тогда мало не показывается никому».
Лица в толпе были открытые и располагающие к себе. Многие пришли с детьми. Символики в толпе было очень мало, только у каждого десятого были ленты национальных цветов, да у нескольких человек – значки с земным шаром.
Но вот, закончив зажигательную речь, оратор запел:
– Наверх вы товарищи, все по местам! Последний парад наступает. Врагу не сдается наш гордый «Варяг». Пощады никто не желает...
И его поддержали люди вокруг. Сначала вразнобой, но потом все более слитно и громко выводя слова древней песни, которые им подсказывала, слегка суфлировала «оболочка».
В «оболочке» поднялся форменный гвалт. Кто-то подпевал виртуально, в чате, кто-то рассылал аудиофайлы, кто-то сделал визуальную картинку – броненосца времен черно-белого кино, который боролся, окруженный кораблями врага под флагами с красным кругом, а потом под минорную музыку шел ко дну.