В шаге от войны

– Вот как основательно немцы подходят к решению своих проблем, – заметил Сталин. Он зажег трубку и затянулся. – Дьявольский капкан смастерили для нас в Лондоне и Вашингтоне. Они еще и уверены, что мы в него обязательно попадемся. Вовремя подоспела эта бумага. Непосредственных исполнителей представить к правительственной награде.

Уже в коридоре Берия придержал Меркулова:

– Не тяни с представлением на Сибиряка. A-то, сам знаешь, у нас все быстро может измениться.

Вернувшись в наркомат, Меркулов позвонил Фитину:

– Через час у меня на столе должно лежать представление о награждении Сибиряка орденом Красного Знамени. – Немного помолчав, добавил: – Магнолии объявить благодарность.

Глава 4 Неожиданная угроза в Москве

Утром представление было подписано и направлено в наградной отдел Верховного Совета. А в конце дня помощник доложил Меркулову, что на прием просится начальник следственной части Матвиенко с каким-то срочным делом. Нарком хорошо его знал еще по лихому 1937 году. Они оба тогда ходили по краю пропасти и чудом уцелели. Если Меркулов после репрессий стал больше беречь своих сотрудников, то Матвиенко превратился в перестраховщика, демонстрировавшего там, где надо и не надо, свою особую бдительность. Встречи с ним были все более неприятны для наркома, поскольку вели к увольнениям, а нередко и арестам работников.

Матвиенко вошел в кабинет с пухлой папкой и усталым видом человека, завершившего тяжелый труд.

– С чем пожаловал? – спросил Меркулов. – Опять какие-нибудь неприятности?

Тот сокрушенно вздохнул:

– Я по делу Сибиряка.

– И что же он такое натворил?

– Тут много всего набралось. Представляете, он, оказывается, еще с эсерами якшался.

– Но это было в студенческой молодости. Я где-то читал, что если человек в восемнадцать лет не был революционером – у него нет сердца, а если в пятьдесят не стал консерватором – у него нет ума.

– Все это беллетристика, а факт остается фактом, – сухо заметил Матвиенко.

– Да, факты упрямая вещь, – нарочито спокойно кивнул Меркулов. – У меня недавно спрашивал инструктор отдела кадров ЦК, правда ли, что ты состоял в правотроцкистской оппозиции.

Матвиенко побледнел:

– Я раскаялся и порвал с ними. Я чист перед партией.

– Вот я ему то же самое сказал. Но он, прямо как ты, твердит, что факт остается фактом. Ну ладно, давай твою папку и коротко доложи, что у тебя на Сибиряка.

– Все как обычно. Моральное разложение. Спутался с немкой, которая, скорее всего, работает на гитлеровскую разведку. Те подставили ему гестаповца Лемке и, вероятно, через него завербовали. Теперь он старается с немкой сбежать в США. Надо его срочно возвращать в Москву.

– У тебя и прямые доказательства есть?

– К сожалению, пока только письмо Люси, ну и предположения, логические выводы. Вы не беспокойтесь, когда мы с ним начнем работать во внутренней тюрьме, появятся и прямые доказательства.

– А если он ни в чем не признается и в США все дело провалим?

– Ничего, мои ребята умеют допрашивать. Я официально прошу начать следствие.

– Да, наверное, ничего другого не остается, – сохраняя все то же нарочитое спокойствие, согласился Меркулов. – Ну и свинью же ты нам подложил, Сергей Никанорович. Ты, видимо, еще не знаешь, что Сибиряк сегодня по указанию Самого, – нарком указал пальцем на потолок, – награжден орденом Красного Знамени за выполнение важного задания. И что же теперь получается? Генеральный секретарь прошляпил немецкого шпиона, утратил бдительность? Но наш Сергей Никанорович оказался на высоте, он вскрыл ошибку вождя и потребовал дать делу ход. Ты меня извини, но, как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь. Я тебе указаний в отношении Сибиряка не давал. Это все исключительно твоя инициатива. Так я и скажу комиссии ЦК.

– Какой комиссии?

– Но я сейчас должен позвонить в ЦК и доложить о случившемся. Ты же знаешь, что быстро приедет особая комиссия ЦК и прощупают все бумажки в этом деле. Они, правда, люди сугубо конкретные и занимаются только фактами, а предположения их не интересуют. Так что тебе надо срочно писать подробную объяснительную и готовиться к крупным неприятностям.

Меркулов потянулся к телефону. Матвиенко вскочил и, запинаясь, забормотал:

– Но я же не знал. Я не хотел поправлять вождя. Я ошибся и раскаиваюсь. Всеволод Николаевич, не губи, не сообщай в ЦК, я тебя прошу по старой дружбе!

Меркулов задумался:

– Но ведь я тогда становлюсь твоим соучастником. А ты уже успел где-нибудь наболтать о Сибиряке?

– Никак нет, только сейчас первый раз взял на доклад это дело, будь оно неладно.

– Давай тогда поступим таким образом. Ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал. Все черновики, заметки, запросы о нем немедленно уничтожь. Если кто-то будет спрашивать, зачем ты интересовался делами Сибиряка, скажешь – рутинная проверка перед награждением. А папку я уничтожу сам. Ты все понял?

– Так точно, – козырнул Матвиенко и, как ошпаренный, выскочил из кабинета.

Меркулов бросил папку в мусорную корзину:

– Надо сжечь на даче.

Собравшиеся над головой Сибиряка тучи благополучно рассеялись.