Я промолчал, а когда за ним захлопнулась дверь, подумал, что так говорить мог как раз он, слишком уж нетерпелив, всё ещё не понимает, что такой горный хребет, как наша цивилизация, так легко и просто не передвинуть на новый уровень. Не все такие, как мы, больше тех, для кого субботние шашлычки за городом предел мечтаний, и другого прогресса им не нужно.
Поздно вечером мы с Ежевикой сидели у меня на кухне, наслаждаясь добротным ужином, она уже отодвинула пустую тарелку, а я неспешно допивал горячий кофе.
Она улыбается солнечно и радостно, но я замечал настороженность в её взгляде, ещё ожидает чего-то необыкновенного от моего нового чипа, уже знает, что вижу, чувствую и знаю с его помощью больше, чем знал до него.
– Этика без знаний слаба и бессмысленна, – сказал я, продолжая разговор, – но и знания без этики всё опаснее с каждым шажком прогресса.
Встрепенувшись, воскликнула в восторге:
– Ого, что я слышу?.. Признаёшь необходимость этики?
– Я говорю о компромиссе, – уточнил я. – Только научники и этики проводят черту в разных местах. Каждая сторона уверена, что другие пытаются отхватить слишком много полномочий. В этом противостоянии масса любителей поймать крупную рыбу в мутной воде.
Она сказала с некоторым сарказмом в голосе, словно я повторяю какие-то заезженные доводы, то ли отвергнутые научной общественностью, то ли просто невыносимо скучные:
– Это о ком? О Константинопольском?
Я ответил серьёзно:
– Пришлось заглянуть в список его работ, некоторые даже пролистал. Ничего, кроме лозунгов и затёртых фраз!.. И он доктор наук?.. Да любой бомж у пивной рассуждает на том же уровне, только в иных терминах!
Она посмотрела с интересом.
– У тебя даже щёчки воспламенились. И глазки в праведном гневе. Здорово задел, да? Бомж так не сумеет.
Я пояснил, чувствуя, как начинаю понемногу заводиться:
– Любого умного человека раздражает, когда такие всползают наверх и начинают указывать более умным, что делать и как жить. Даже как жить, я не оговорился!.. Это же вроде бы основная функция этиков.
– Стой-стой, – сказала она, – ты только что говорил о компромиссе!
Я сказал с тоской:
– Дело в том, что сейчас само время бескомпромиссное. Страны стараются обогнать одна другую!.. Даже какая-нибудь Бирма может стать властелином мира, если первой доберётся до нейролинка четвёртого уровня!.. А когда такая гонка, то не до этики… как бы та ни была нужна вообще.
– А она нужна?
– Необходима, – ответил я нехотя. – Но только в праведных руках. А сейчас её присвоили жулики. Прости, если задел твои чувства к этому… богослову.
Она беспечно рассмеялась.
– Он ещё и богослов? А с виду такой интеллигентный и в то же время напористый мужчина!.. Да-да, напористый во всех отношениях, женщины такое чувствуют всей кожей.
– Льстит?
Она кивнула.
– Конечно, а как же иначе? В старину мужчины добивались женщин, а сейчас совсем не те красивые и романтичные времена.
Я зевнул, чуточку демонстративно.
– А? Дикари… Ладно, пора в койку.
Помяни чёрта, а он тут как тут, на другой день уже с утра Влатис заглянул в кабинет и сообщил таинственным шёпотом:
– Этот, как его, глава по этике, не запылился! Уже час шастает по зданию, заговаривает со всеми, интересуется, говорит комплименты…
У меня дрогнуло сердце.
– А что наши?
– Молчат, – сообщил он. – Во-первых, давали подписку о неразглашении, во‐вторых, он не наш, чего станем общаться, будто и он гомо сапиенс? Он гомо эректус, я с таким даже шашлычить на даче не стану!
Я сказал коротко:
– Пригласи ко мне. И напомни вежливо, хоть и твёрдо, что без моего разрешения… просто неэтично являться по своей инициативе и отвлекать сотрудников от работы.
– От важного задания, – уточнил он.
– О важности не говори, – предупредил я, – такое как раз и заставит вынюхивать больше. Просто сошлись на этикет и этику. И что я самолюбивый самодур, к таким вещам отношусь ревниво.
– Сошлюсь, – пообещал он недобрым голосом. – Без всякой, как её, этики!.. И даже без этикетства. Я человек местами простой, в юности грузчиком подрабатывал…
Минут через десять Константинопольский вошёл в кабинет, сопровождаемый Влатисом, тот остановился на пороге, послал мне многозначительный взгляд и тут же скрылся, неслышно прикрыв дверь.
Я спросил вежливо:
– Чем обязаны, Адриан Парфентьевич, вашему визиту?
Он посмотрел на меня с живейшим интересом.
– Недовольны? Вижу, вижу!.. Позвольте, всё объясню.
Не дожидаясь приглашения сесть, сам придвинул стул к моему столу, картинно опустился на сиденье, импозантный и величественный, как английский герцог позднего Средневековья, приятно улыбнулся, но не слишком широко, что было бы простонародно, а сдержанно, что подразумевает хорошие манеры и умение держаться.
– Слушаю, – произнёс я сдержанно.
Вообще-то ритуал, уже знаю, что скажет и даже как именно скажет, хотя и не читаю его мысли. Прототип вживлённого мне нейроинтерфейса в достаточной мере усиливает и сам мозг, хотя эти пятьсот терабайтов чипа капля в море, но зато на нужном месте.