В шаге

Ежевика и Виолетта просто сотрудницы, обе эрудированные и работоспособные, хотя Ежевика показалась более креативной, а Виолетта прекрасным исполнителем, что на лету хватает мысли руководителя группы и развивает дальше.

Но в постели первой оказалась Виолетта, а потом через пару недель, когда улетела в командировку, заявилась Ежевика и, сбросив маечку, бросила её на спинку кресла…

И вот теперь, похоже, у нас всё как бы неспешно перетекает в более глубокое русло. Во всяком случае, как мне чудится, когда сбегаются просто потрахаться, не заходят по дороге в магазин набрать какой-то особой жратвы.

Работал и краем глаза поглядывал на соседний дисплей, там видно, как крохотный авто с Ежевикой мчится по улице, вот уже последний поворот, сейчас пойдёт по прямой к его дому…

Ощутилось нарастающее гормональное давление, день был насыщенный, а это способствует выработке, потому, когда отворил дверь и увидел лицо Ежевики, понял, что и она в нужной кондиции.

Вошли в клинч сразу на пороге, она повисла, как мартышка на дереве, донёс её лёгонькое тельце до постели, там рухнули, торопливо посовокуплялись, как две мухи, отдышались и молча повторили, и только тогда я ощутил, что мозг снова чист и ясен, тёмные желания заткнулись, рассудок выглянул из-за шторы и понял, что теперь его не погонят в шею.

Она торопливо вскочила.

– Ой, я сумки так и бросила на пороге!

– Дверь закрыта, – ответил я благодушно, – не сопрут.

– А помнётся? Там такое воздушное пирожное!..

Я поднимался лениво, хотя мозг освежился, но тело уговаривает полежать ещё, выбрался на кухню, когда она уже раскладывала из пакетов покупки по столу.

– И готовить не надо, – одобрил я. – Люблю, когда можно есть сразу!..

Она сказала обиженно:

– Хочешь сказать, я никудышная хозяйка?

Я чмокнул её в макушку.

– Нет, но как молекулярный биолог ты намного лучше. А готовить можно и обезьяну научить!

– Ну спасибо, – сказала она и надулась. – Сейчас и так шеф-повар любого ресторана выше по статусу академика. Садись! Как аппетит?

– Ещё не испортила, – сообщил я. – А с поварами всё изменим. А это что?

– Кракосимк, – пояснила она. – А это алямикс. Последний писк кулинарии!.. Нужно есть с закрытыми глазами и сидя на корточках. Но, конечно, тебя не заставишь.

Я сел, откинулся на спинку стула, она продолжала бережно выкладывать из пакетов лакомства, в самом деле хрупкие донельзя, представляю, какие усилия вложили, чтобы выстроить эти ажурные башенки, на какую только хрень время тратят, лучше им лопаты в руки – и марш копать Волго-Дон.

– Красиво? – спросила она.

– Ага, – ответил я и добавил: – Как бы очень!.. Но есть на карточках не стану. Я не ритуальщик.

– Но если ритуалы существуют, – сказала она рассудительно, – значит, для чего-то? Константинопольский говорит, что именно они костяк цивилизации. И ступеньки. И что прогресс закрепляется ритуалами!

Она смотрела победно, словно изрекла истину в последней инстанции, я едва удержался, чтобы не поморщиться.

– Константинопольский? Когда ты с ним успела?

Она села за стол напротив, пояснила небрежно:

– Не в институте. Он как раз садился в машину, когда я вышла. Любезно предложил подвезти. Я сказала, что мне до магазина пешком пять минут, но он так красочно уговаривал!.. Умеет, гад.

Я спросил с недоверием:

– И успел закатить лекцию о ритуалах?

Она посмотрела на меня с обидой.

– Ты чего? Думаешь, мы там час катались?.. У него ещё кандидатская была о ритуалах!.. А мне изложил в двух-трёх фразах. Умеет говорить не только красиво, но и чётко… Да ты ешь-ешь!..

– Аппетит пропал, – пробормотал я. – Сложности с нейролинком, а тут ещё твой Константинопольский…

– Он не мой, – ответила она сердито. – А что за сложности? Я слышала, идём с большим опережением!

– То-то и оно, – ответил я. – Через недельку очередное пробное испытание, а у меня такой мандраж, словно выдёргиваю чеку из атомной бомбы…

– Константинопольский чувствует, – сказала она. – Или что-то пронюхал. Но улик пока не нашёл.

– Сама не проболтайся, – сказал я и ощутил со стыдом в своём голосе старческие сварливые нотки. – А то вы все… Тут и сам трясусь, как только подумаю, к чему идём, а тут ещё и всякие там этики… Было же хорошее ясное слово «луддиты»! Да нет же, ребрендинг…

Она округлила в изумлении глаза.

– А тебе чего страшиться?.. Это с четвёртым поколением? Так он ещё когда будет, если вообще будет. Боишься, что узнают, как со школьной скамьи вязался с подружками и даже с мамами двух из них?.. Друзья только похвалят, а мне по фигу. Не переживаю, что раскроется, как я однажды со всей футбольной командой школы?

Я пробормотал с тоской:

– Да не то…

Глаза у неё стали ещё шире, как у молодой совы.

– А что? Как именно вязалась? Да какая разница?.. Я уже и сама забыла. Нет, ну, конечно, помню, ну и что?.. Не мысли главное, а поступки. Подумаешь, иногда вспомню какой момент… Думаю, и ты вспоминаешь что-то такое, когда мы с тобой в постели, чтобы добавить перчику.

Я сказал уныло:

– Те мысли остаются где-то в глубине, а вот так вытаскивать их наружу на обозрение…