В шкуре льва

Вернувшись к столику, она устроила мужчину поудобнее, чтобы он не упал на больную руку. «Как тебя зовут?» — прошептала она. Потом наклонилась, поцеловала его и принялась расхаживать по залу. По этому саду. Незнакомцы целуются нежно, как мотыльки, подумала она.

* * *

Когда на долину спускается туман, люди стараются держаться ближе друг к другу. Придя на мост, они ступают на дорогу, исчезающую в молочной белизне. Что там, на другой стороне? Они движутся группами по три-четыре человека. Многие погибли на строительстве моста. Но в такое утро, как это, доисторический страх особенно силен, гигантская птица, поднимающая кого-то в воздух…

Николас снял шляпу, надел снаряжение и, спрыгнув с моста, пролетел тридцать футов в тумане. Он висит под основанием моста, не видя ничего, кроме своих рук и ярда страховочной веревки. В шесть утра он уже потерян для общности людей на мосту, тоже творящих эту волшебную сказку.

Он движется параллельно решетчатой конструкции моста. Проникает в стальные и деревянные отсеки, как ныряльщик внутрь затонувшего судна, которое в любой момент может, накренившись, погрузиться в расщелину на дне. Николас Темелков работает вместе с деррик-краном, который поднимает и опускает стальные конструкции, монтируя их все ближе к следующей опоре. Николас направляет их в тумане. Он фрагмент на конце стального каркаса, который кран несет на конце своей шестидесятифутовой стрелы. Тот поднимает Николаса вместе со стальными конструкциями на временную площадку, а оттуда их переносят передвижные краны. На западном конце виадука передвижные краны используются для установки стопятидесятифутового пролета. Здесь работают два деррик-крана с решетчатыми стрелами, способные перенести двенадцать тонн груза куда угодно — как морковку с переднего края только что возведенной секции моста.

Николас не крепит свое снаряжение к подъемным кранам, только к устойчивым стальным конструкциям недавно завершенной секции моста. Передвижные краны уже дважды, не выдержав нагрузки, падали в долину. Он не пристегивается к ненадежным конструкциям. Но ему приходится висеть рядом с ними в густом белом тумане, пока он не подведет новые стальные ребра к концу моста. Николас закрепляет их болтами, при последних поворотах гигантского гаечного ключа он всем телом налегает на двухфутовую рукоятку, опускаясь вместе с ней, и, ощутив толчок, закручивает болт до упора. Затем он снова поднимается вверх по канату и повторяет все сначала. Через десять минут такой работы все кости ноют, воздух вокруг густеет, как цемент, разламывается спина.

Вместе с передвижными кранами Николас Темелков поднимается с нижнего уровня, выкрикивая в тумане крановщику под грохот строительных лесов и лязг стальных конструкций, заглушающий его, «раз-два-три-четыре» — единственный язык, который он использует. Так было и той ночью, когда обрушился передвижной кран — весь целиком. Темелков нырнул в темноту, как на качелях, все равно куда, лишь бы подальше от пятнадцати тонн строительных лесов, которые сначала обвалились на нижний уровень моста, а затем с треском и грохотом устремились в долину, подобно вагонетке, груженной металлом. Он знал, что спасся от рухнувших досок, но оставались еще стальные кабели в руку толщиной, которые, размотавшись, со свистом хлестали по воздуху. Когда взмах маятника, на конце которого находился Темелков, достиг высшей точки, он полетел назад, сжавшись в комок, чтобы избежать столкновения с кабелями, рассекавшими воздух. В аналогичной ситуации его предшественник погиб, был рассечен пополам, верхнюю половину его туловища нашли через час, она так и висела на лямках страховки.

К восьми часам утра туман под жаркими лучами солнца рассеивается, люди на мосту работают уже два часа. Когда начинают разравнивать гудрон, его запах долетает до Николаса. Он висит в воздухе, ожидая свиста, извещающего о следующем передвижении крана. Под ним река Дон, железнодорожная магистраль Гранд-Транк и Валли-роуд. Отсюда видны дома и бараки, красивая деревянная обшивка концевой опоры моста, напоминающая шатер. Ветер осушает его пот. Николас разговаривает по-английски сам с собой.

* * *

Женщина выходит из ресторана «Охридское озеро» в голубой коридор, узкую голубую полоску света, ведущую на улицу. В эту минуту, прежде чем она выйдет отсюда, прежде чем окажется в шесть утра на улице, она становится той, кем станет. Попугай Элисия наблюдает за ее уходом, а затем переключает внимание на спящего на стуле мужчину, одна его рука лежит на столе ладонью вверх, словно он просит подаяния, голова прислонена к стене рядом с гребнем волны. Он сидит в темноте, разжав мозолистую жесткую ладонь. Пять лет назад или десять лет спустя женщина уловила бы идущий от его волос запах муки, он спал рядом с тестом, свернувшись вокруг него, согревая его своим теплом, чтобы лучше подошло. Но теперь его руки огрубели. Когда он касался пальцами стола, — это останется у нее в памяти, — раздавался звук, напоминавший звон стекла.

* * *