В шкуре зверя

   Скупой господин разгневался, а был он далеко не последним человеком в Хорезме, и велел выгнать меня из города. С тех пор и брожу по свету. Но на него я не в обиде. Спасибо ему, сам бы долго еще собирался.

   - Хотел бы вернуться? - спросил Йонард, невольно задетый рассказом. Он тоже с детства бродил по свету, но сам себя никогда не спрашивал, хотел бы он сейчас оказаться на родине или вернуться в одну из тех прекрасных и удивительных стран, в которых успел побывать. Певец лишь пожал плечами, и тотчас озадачил варвара и, как он произнес с теплотой в голосе, "прелестную спутницу".

   - Как положить лошадь в сундук в три приема?

   - Дохлую? - уточнил Йонард.

   - Зачем дохлую? - удивился вопросу на вопрос певец. - Живую.

   - А зачем живую?

   - А затем, зачем и дохлую, - ответил певец, - только сделать это надо в три приема.

   - Ну и как? - заинтересовался германец.

   - Очень просто, - в глазах певца ожил и засиял серебристый свет, - надо открыть сундук, положить лошадь, закрыть сундук. А как положить в тот же сундук верблюда в четыре приема?

   Йонард задумался, не замечая, как вино из его кувшина как-то незаметно переместилось в кружку Айсиль, а из нее, сопровожденное глубокомысленным напутствием: "Если хочешь петь - пей!", в желудок певца, который был, вероятно, бездонным. Но тут девчонка рассмеялась тонким смехом, похожим на звон хрустальных капель родника.

   - Я догадалась. Открыть сундук, вынуть лошадь, положить верблюда, закрыть сундук. Правильно?

   - Правильно, - бурно обрадовался певец. Видно, Айсиль была первым человеком, который отнесся так серьезно к его глупым загадкам. Йонард не собирался мешать им развлекать так друг друга хоть до рассвета. Он собирался заказать еще вина и попытаться позабыть о своих бедах, хоть ненадолго. Но сегодня судьба была против него. Вместо третьего кувшина за столом возник призрак Дзигоро. С ним определенно что-то случилось. Слова, которые он произнес, объяснили Йонарду все.

   - Учитель мертв. Бутылка пропала.

   Дзигоро становился настоящим призраком и вестником смерти.

   Дзень Сю лежал на своей циновке, раскинув руки, и лицо у него было такое, словно в последний миг своей жизни он увидел самого Таната, или еще что-либо подобное, большое и мерзкое. Айсиль опустилась перед ним на колени и осторожно закрыла старчески бесцветные глаза учителя. Случилось то, что должно было случиться. Так говорил и сам старый китаец. Он все-таки выполнил то, что считал своей главной целью на этом пути. Дыхание Смерти запечатано вечной печатью. Все силы, вся уходящая жизнь старика достались проклятой бутылке. По щекам Айсиль бежали слезы, но она не утирала их и не прятала, они текли из самого сердца. Чистая печаль о том, кто прожил свою жизнь так, чтобы уйти не жалея о тех, кого оставляешь. Чуть подрагивающие губы Айсиль раскрылись, произнеся, словно в полубеспамятстве:

   "Ночь, прими меня

   В свой вечный союз

   Света и тьмы.

   Обними холодной рукой

   За плечи.

   Посмотри,

   Как горят слезы

   В черных провалах лиц

   Тех, кто давно

   Ждет с тобой

   Встречи.

   Ночь пришла,

   Ты свободен,

   Иди!

   Это - не смерть,

   То рожденье души".

   Йонард и Дзигоро молча стояли над ними.

   - Как хочется спокойствия душе, простора, не заполненного болью, как хочется оставить на земле, хоть что-нибудь с тоскою и любовью, - тихо и нараспев проговорила Айсиль, поднимаясь с колен. Она внимательно огляделась, и, через некоторое время, убежденно заявила, что бутылки в доме нет. А ей можно было верить, нюх у нее на колдовство был прямо-таки собачий. Бутылку унесли. Совсем недавно. Куда? Возможно, она могла бы, но потребуется время... Времени у них не было. Йонард внезапно понял, что призрак Дзигоро смотрит на него, и, на этот раз требовательно. Он отвернулся, чтобы избавиться от потустороннего сияния этих темных глаз, и наткнулся на робкий и умоляющий взгляд Айсиль. Варвар сморщился, будто вместо вина по ошибке хватил кумыса, помянул Хрофта и Таната, мгновение помедлил.

   - Ну конечно, позвали верблюда на свадьбу, а он сразу догадался: "либо за водой пошлют, либо по дрова", - проворчал он. - Хорошо! Только штаны подберите.

   Призрак, по своему обыкновению, улыбнулся. Йонард злился и в другое время оторвал бы ему голову. Хотя, как оторвать голову призраку? Возможно и есть способ, и, скрипнув зубами, варвар поклялся, что он этот способ отыщет, вот только покончит с этой проклятой бутылкой и противным египтяниом из Черной Башни. Воспоминания о колдуне, башне и Вратах Заката помогли ему. То, что представлялось смутно, сделалось вдруг ясным, простым и понятным. Выпустить из себя зверя оказалось гораздо легче, чем стать человеком. Йонард чувствовал, как в нем поднимается глухая ярость, но не стал ее подавлять, напротив, дал ей волю, и она поднялась выше, отозвавшись в горле коротким рычанием.

   Пес, точно из живого серебра, с голубыми, горящими глазами и яростно вздыбленой на загривке шерстью, освобождался от человеческой одежды. Черный, подвижный нос его уже втягивал гнилой и пьяный аромат Хорасана.