В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о Русско-японской войне

Пока фактическая подготовка к войне подвигается черепашьим шагом, канцелярская переписка по всем вопросам, имеющим какую-нибудь связь с этим предметом, идет ускоренным темпом с возрастающей энергией. Мы знаем, что корпус наш подлежит немедленной отправке на войну, как только она будет объявлена, поэтому вопрос о войне и мире для нас имеет, помимо всего, вполне реальное значение: мы готовимся и ждем мобилизации для военного похода на протяжении в 8—10 тысяч верст. Мы интересуемся газетами уже не ради политики, а по побуждениям чисто конкретным. Но газеты изо дня в день раскачиваются как маятники то в сторону мира, то в сторону войны.

Наши колебания решил приехавший из Порт-Артура в 20‑х числах января 1904 года главный инженер крепости К.И. Дубицкий; наместник, адмирал Алексеев отпустил его в 4‑месячный отпуск из Порт-Артура в Европейскую Россию: «Поезжайте себе в отпуск, приведите себя в порядок. Здесь у нас не предвидится никакой тревоги…»

Эти слова сказаны наместником в начале января, а мы узнали про это в конце января. Можно ли после этого ожидать войны? Ведь эти слова сказаны наместником, вершителем судеб Дальнего Востока, которому переданы в руки все переговоры дипломатические и все решение вопроса о войне и мире. И если наместник отпускает на четыре месяца главного инженера крепости, на которую неминуемо должны обрушиться первые удары в случае войны, то ясно, что – по крайней мере в течение четырех месяцев – крепости не угрожает никакой опасности.

Начальник штаба N‑й дивизии поделился со своим начальником дивизии успокоительными известиями, которые артурский инженер привез из недр сокровеннейших тайников, где сходились нити о войне и мире. На генерала эти успокоения подействовали как целительный бальзам. Все время он был под гнетом тревожных толков о войне; наша дивизия предназначена была на Дальний Восток одной из первых в случае войны, испытать которую, после полученной уже раны во время русско-турецкой войны, нашему доброму генералу очень не хотелось.

– Знаете, что я вас попрошу, – обратился начальник дивизии к своему начальнику штаба, – сочините вы мне, пожалуйста, письмо командиру корпуса, чтобы он похлопотал устроить меня где-нибудь и как-нибудь; не могу отправиться с дивизией на войну – и здоровье мое не крепкое, и голова не работает для тактики или там для стратегии. Пусть уж молодые воюют…

А тут вдруг инженер из Артура привез «отбой».

Вспомнил генерал, что вот на днях приехал из М. полковник К., который привез известие, исходящее от очень высокопоставленной персоны, что войны не будет.

– Больше всего верю такому вещественному доказательству, как инженер из Артура, – заметил наш генерал. – Можно допустить в штабе маленькую передышку. Пойдемте поэтому завтра в клуб. Я скажу и полковнику К., и капитану Ш. Мы поиграем на биллиарде и закусим дробную солянку, которую приготовят под непосредственным наблюдением капитана и полковника, пока мы будем палками шары толкать.

Привыкший к дисциплине начальник штаба, конечно, охотно согласился исполнить желание своего начальника относительно шаров и солянки. Полковник К. и капитан Ш. оказались не менее дисциплинированными, и мы, сидя в клубе, не заметили, как минула полночь роковой ночи с 26 на 27 января, когда японцы напали на нашу эскадру под Порт-Артуром…

Увлекшись всякими «смешениями» и «сочетаниями» солянки «дробной», «густой» и «жидкой», с «бургундией», «шампетром» и «венгрией», мы не обратили внимания на необычайную тишину, водворившуюся неожиданно в смежной с нами карточной комнате, – не заметили, что там почему-то внезапно оборвались и замолкли оживленные споры винтеров. Через минуту в дверях нашего кабинета-партикульера показался местный деятель, помещик и земец Т.

– Слышали? ваше-ство, – война!

– Как война! Нет, батюшка, у нас есть вещественное доказательство из Порт-Артура, что войны не будет. Присаживайтесь лучше к нам и начните вот с «дробной», потом вставьте перегородочку из бургундии и подлейте «жидкой». Успокойтесь, войны нет и не будет.

– Однако, ваше-ство, война уже началась. Японцы взорвали уже наш флот под Артуром. Сейчас получена агентская телеграмма. Японцы ночью подкрались к нашей эскадре и минами повреждены и выведены из строя три лучших наших броненосца: «Ретвизан», «Севастополь» и «Паллада»[17].

Нельзя сказать, чтобы это сногсшибательное известие, при всей своей неожиданности, произвело бы достодолжный эффект, на который имело право: в карточной комнате, после минутной паузы, опять вспыхнули споры о бубнах и пиках, а наше заседание под председательством генерала занялось вопросом о десерте. Капитан Ш., впрочем, предложил переговорить по телефону с губернаторским чиновником особых поручений, – он же агент официального телеграфного агентства и редактор местных пустопорожних «Кокшайских ведомостей», – чтобы удостовериться в правдивости распространившегося известия.