В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о Русско-японской войне

– Но, позвольте, Мартимьян Ксенофонтыч, как же это в наш захудалый Кокшайск так скоропалительно могло добраться известие из Порт-Артура о событии, которое, по вашим же словам, случилось сейчас – ночью; а в настоящую минуту мы имеем только час-два после полуночи?

После горячих дебатов мы должны были согласиться, что физически это совершенно возможно, если принять во внимание разницу во времени между Порт-Артуром и Петербургом, составляющую около 8—9 часов. За такой большой промежуток времени, при нашей спячке и прыткости японцев, наш юркий враг успеет нагадить нам паки и паки, а мы, разинув рот, будем удивляться и хлопать себя по бедрам.

– Не будем удивляться, господа, если когда-нибудь известия по времени будут упреждать события. С Дальним Востоком однажды такой курьез уже случился: умер скоропостижно приамурский генерал-губернатор барон А.Н. Корф в 11 часов ночи; в течение ¼ часа телеграмма о его смерти была передана и получена в Петербурге, где было только 4 часа дня, когда барон еще здоровехоньким сидел за обедом, готовясь к балу, который у него был в этот вечер.

– Вот то-то и есть, – подхватил земец. – Система упреждения гармонирует с общим укладом нашей жизни. Вспомните спор русского городничего с английским, который доказывал превосходство лондонской полиции потому, видите ли, что в Лондоне всякий поджог, убийство, воровство и прочее должны быть раскрыты и преступники найдены не позже трех дней после обнаружения преступления.

– Эка важность, нашел чем кичиться, – возразил наш Кузьма Дмухановский, – не позже трех дней! Да у нас за три дня известно, где кому перепадет.

– Однако как же это «вещественное доказательство» от адмирала Алексеева? Как же теперь быть крепости без инженера, который теперь наслаждается кэк-воком и мелодиями из «Зеленого острова», пока японцы, может быть, подбираются к незаконченным валгангам и невооруженным береговым батареям?

– Нет ничего нового под луной, друг Горацио, возьмите вот дюшес и налейте мне из той жидкости божественных монахов.

– Война так война! – оживился вдруг полковник К. – Будем воевать. Уж я себе Георгиевский крест добуду. Весь полк свой уложу, а беленький крестик у меня непременно будет на месте вот этого Владимира с мечами, – прибавил К., указывая на своего Владимира в петлице.

– А у меня стремления прозаического свойства, – вставил капитан Ш., – мне бы в подполковники как-нибудь попасть. Мне ведь в штабе дивизии до смерти сидеть капитаном, если теперь война не поможет.

– Ну, я тоже не чуждаюсь прозы, – возразил К. – Генеральские эполеты само собою, а белый крестик заработаю, хоть весь полк уложу.

Мы снова все чокнулись…

Увы! Кто из нас тогда думал, что судьба так зло насмехается над заветными мечтами наших друзей. Судьба дала полковнику К. и крест, и генеральские эполеты, но… крест надмогильный, около Мукдена, где похоронен был как убитый в боях на Шахэ; и эполеты генеральские даны были, но – после смерти. Получил и капитан Ш. так долго лелеянные штаб-офицерские эполеты, но – тоже лишь после того, как погиб без вести во время знаменитого, отныне и присно, Мукденского отступления…

Только всевластная судьба умеет шутить так зло и так беспощадно!

На другой день весь город уже знал и говорил о предательском камуфлете, который выкинули с нами японцы в Порт-Артуре. Интересовались, конечно, этим финалом, имея смутное представление о предшествовавших событиях на Дальнем Востоке; знали, что там угрожают нам боксеры и хунхузы и что с ними заодно японцы или «макаки», а пуще всех нам «англичанка гадит». Говорю, конечно, про людей грамотных, даже читающих ежедневно газеты, обнаруживавших при всем том удивительное невежество как в причинах и поводах этой войны, так и в наших задачах на Дальнем Востоке вообще. Мне невольно вспомнилась беседа с молодым японцем по дороге в Америку, непосредственно после японско-китайской войны: политические задачи этой войны, теряющиеся в многовековой распре обеих воюющих сторон за преобладающее влияние в Корее, изложены были моим собеседником с удивительной ясностью; о дальнейшем направлении политики Японии на материке Азии он рассуждал как присяжный атташе посольства, хотя на самом деле это был скромный приказчик у торговца спичек. Когда я выразил недоумение, что в Японии занимаются политикой как спичками, молодой японец разъяснил мне, что в «элементарной школе», где он кончил курс, вместе с преподаванием отечественной истории знакомят учеников с задачами внешней политики своей родины, программами политических партий внутри страны и т.п.