В синих квадратах моря

— В том походе, о котором пишется в статье, — продолжал Кесарев, — я стоял вахтенным офицером. Грачев был моим дублером. Я остался им доволен. Команды подавал четко, точно удерживал курс, хотя корабль часто маневрировал… Мне кажется, что коммунист Серебряков был к лейтенанту излишне строг. Первая вахта. Я никогда ее не забуду. Мы тогда были в океане. Шторм. Ночь все окутала. А я — на мостике. И слезы, и воду глотал. Что и говорить — тяжело пришлось. Но когда вернулись с моря, командир пожал руку: «Умеешь глотать соленую воду. Это уже хорошо!» Пять лет прошло с тех пор. Слова командира не забылись. И воду все еще глотаю, и не такая уж она соленая, как казалась на первых порах.

— Слаще сахара стала? — отшутился старпом Скляров.

Серебряков молча покосился в его сторону. А Кесарев продолжал запальчиво говорить о том, что автора статьи он бы заставил выпить ведро морской воды, потом дал бы ему бумагу и ручку. Видно, чернильная у него душа.

— Лихо! — выкрикнул штурман.

— Вы хотите взять слово? — спросил его Леденев.

— Скажу, — штурман быстро протиснулся к столу.

— Чернильная душа не могла так взволнованно написать о суровом Севере, — начал штурман. — Зря бросаем упрек автору. Грачева правильно критикуют. Парень с заковычкой.

Петр сжал губы: «Может, но я не хлюпик. И моря не боюсь. И отца помню».

Штурман, как член партийного бюро, полностью согласен с критикой в статье. Если сейчас закрыть глаза на промахи в службе молодого коммуниста Грачева, то завтра он может совершить проступок и похуже.

— Разрешите? — Это поднялся с места мичман Зубравин.

Говорил он медленно, словно обдумывал каждое слово. Лейтенант Грачев для них, радистов, хороший командир. Конечно, он еще молод, может, потому и горячится. Но человек он честный. Ну, а статья… Вот у него, Зубравина, случилась однажды осечка — не принял на вахте срочную радиограмму. Пришел корреспондент писать о лучших людях, а ему и говорят: мол, в походе промах был. Вскоре в газете появилась заметка. Колючая, не без ехидства.

— Прочел ее, — продолжал мичман, — и, честное слово, она не обозлила меня, сил прибавила. А тут зуботычка, а не статья.

Леденев сразу задал ему вопрос:

— С чем вы не согласны?

Зубравин не успел что-либо ответить, как с места поднялся боцман Коржов, до этого молча сидевший в углу.

— Желчи много в статье. В том походе море покусало товарища Грачева, факт, у него даже слезы на глазах были. Не стерпел я тогда и о своей вахте ему поведал. Конечно, можно товарища Грачева ударить, но как ударить? Тут по-сердечному надо… Был у меня случай, еще когда с Фросей мы дружили. Приехала в город. Командир дал добро встретить ее и наказал, чтоб я в срок прибыл на корабль. Поздно ночью я возвращался. Глядь, а под забором мальчонка лет пяти. Плачет так жалобно, что у меня сердце зашлось. Спрашиваю, откуда ты, малец. Мать пошла в баню, а он потерялся. Время позднее, мальчик один, может и беда с ним приключиться. Как быть?

С места раздался голос Голубева:

— Товарищ Коржов, а вы на слезы не нажимайте!

Боцман возразил:

— Слезки? Это вы, позволю заметить, кое-кого до слез доводите.

В разговор вмешался замполит Леденев, он призвал флаг-связиста соблюдать порядок, не перебивать выступающих.

— Не лишен же я права голоса, — возмущенно отозвался Голубев. — Не сам я сюда пришел, меня пригласили.

— …Так, вот, как быть с мальчонкой? — продолжал Коржов. — Отвел его домой, а на корабль опоздал. Вот бы попался я тому корреспонденту, небось расписал бы меня как злостного разгильдяя. Нет, нельзя так стегать.

— В бирюльки играем, не о том речь ведем, — вскочил Голубев. — Нельзя замазывать ошибки.

— Прошу к трибуне, — предложил флаг-связисту Леденев. Но Голубев отказался.

— У меня несколько слов. Так вот о Грачеве. Не надо, товарищи, жалеть лейтенанта. Жалость унижает любого, в ком есть своя гордость. Грачев в море скис — факт. Именно скис. Нельзя на это смотреть сквозь пальцы. Никак нельзя. Товарищ Серебряков верно сказал — Грачева побило море.

— Точнее — избило, — заметил Леденев.

— Пусть будет так, — запальчиво продолжал Голубев. — Критика в статье не злобная, автор от души хочет помочь лейтенанту скорее исправиться. — Флаг-связист сел.

Грачев подумал: «Ловко повернул!»

В кают-компании зашептались, но, когда встал Серебряков, стало тихо. Командир не сгущал красок, говорил то, что волновало его. Да, суровый и холодный наш Север. Здесь не цветут мимозы и не услышишь трели соловья. Это верно. Верно и то, что Грачев скис в море. Есть ли в его характере зазнайство? Есть, это надо признать…

Петр почувствовал, как кровь хлынула к лицу.