В схватках с врагом

В сентябре 1945 года Скрыль проходил в одном из лагерей проверку. Недалеко от себя, в шеренге бывших власовцев, полицаев, бургомистров, он неожиданно увидел Шевылева. Тот сделал ему знак, что они не должны признавать друг друга. Степан тоже боялся ответственности за службу в команде. Во время переклички фамилия Шевылева не была произнесена: фельдфебель откликнулся на фамилию своего прежнего ординарца Федьки. Вспомнить эту фамилию Скрыль так и не смог. Не могло ее быть и на Лукерьином бревне — это Краснов знал точно: Федька был убит партизанами еще до стоянки конников в Тупилине.

*

Сухов был приглашен Красновым в кабинет начальника городского отдела милиции. Это был пожилой, степенный мужчина, одетый, несмотря на сильную жару, в черный пиджак. На груди — ордена и медали за участие в партизанском движении.

Вступив в команду Шевылева в Ржевском лагере, Сухов с самого начала тяготился сознанием глубины своего падения и искал случая уйти к партизанам. Он понимал, что явиться к ним нужно не с пустыми руками, а хоть частично искупив свою тяжкую вину. В Тупилине как раз представился такой случай. Когда фельдфебель приказал Сухову осмотреть дом Лукерьи Гавриловой, он увидел на чердаке, на охапке сена, раненых красноармейцев. Яков пытался было убедить Шевылева подобрать другой двор, но фельдфебель настоял на своем.

Сухов разыскал хозяйку дома и предложил ей свою помощь. Перевести бойцов в другой дом было невозможно, так как двое раненых из команды Шевылева находились днем в палатках и могли все заметить. Ночью же двор охраняли часовые.

В Тупилине команда простояла с неделю. В течение этого времени Сухов помогал укрывать раненых бойцов. В последний вечер Шевылев вернулся из штаба радостно взволнованным. За стаканом самогона он поведал о полученном важном задании: срочно доставить в штаб армии секретный пакет. Шевылев даже показал пакет, весь в сургучных печатях.

Яков посоветовал обшить пакет тканью, чтобы ненароком не повредить печати. Фельдфебелю идея понравилась, и он тут же приказал ординарцу хорошенько зашить депешу в матерчатый сверток. Здесь Сухов и решил, что пробил его час! Он разрезал конверт. Лежавшую в нем карту заменил подходящими по формату двумя газетенками «Голос добровольца», затем зашил пакет в тряпку. Фельдфебель ничего не заметил.

Перед выездом Сухов сходил в деревню, взял у Лукерьи баклагу самогона и приторочил ее к седлу. Он мог бы отдать похищенные документы женщине, но не сделал этого: они были нужны ему как пропуск, как пароль для перехода к своим.

Весь день и большую часть ночи конники были в походе. Несколько раз вступали в перестрелки. Две лошади утонули в трясине, одну, раненую, бросили. Оставшиеся кони поочередно несли на себе по два всадника. К середине ночи до места назначения им оставалось еще двадцать километров. Фельдфебель приказал солдатам остановиться на ночлег в сарае, а сам поехал дальше, взяв с собой Скрыля.

Как только Шевылев отъехал, Яков выставил самогон. Не прошло и часа, как конники погрузились в беспробудный сон. Сухов собрал имевшийся у солдат тол и поджег бикфордов шнур. Уже значительно отъехав, он услышал за своей спиной сильный взрыв…

— Их поубивало, наверно, всех. Только жалко, что не от моей руки окочурился тот мерзавец Громов.

— Какой Громов?

— Федька Громов, прежний ординарец Шевылева.

— Его фамилия Громов? Это точно? — Краснов прямо задрожал: этим, по сути, подводился итог всей многомесячной работе.

— Как бог свят, Громов Федор Афанасьевич, — повторил Яков, удивившись волнению капитана. — Как-то Шевылев за кружкой похвалился, что у всех Афанасиев хорошие сыновья, верно ему служат.

Сухов немного помолчал, потом продолжил:

— Мне пришлось повидать… Год партизанил — засады, разведки. Вышли к своим — штрафбат. Восемь штурмовых атак… А смерть не взяла.

— Яков Афанасьевич, почему вы раньше не рассказали о Шевылеве?

— А зачем?

— Чтобы разыскать его, привлечь к ответу.

— Зачем? Он убит. Его расстреляли немцы за потерю пакета. Об этом я от кого-то слышал…

Этот слух имел известное основание. Как выяснилось позже, Шевылева в 1942 году немцы действительно приговорили к смертной казни. Но его спасло заступничество Фризнера. Кстати, Шевылев после ареста его чекистами особенно упирал на этот приговор. По его мнению, он весьма смягчал его вину…

В одном из архивов был обнаружен паспорт, сданный Шевылевым при мобилизации в июне 1941 года. С пожелтевшей фотографии глядело безбровое лицо с приплюснутым носом, широкими, раздавшимися щеками, безразличными, тускловатыми глазами.