В сладком плену

В пансион! Где была Салли Монтроз, о котором она рассказывала с большим отвращением! Там строгие порядки, скучные уроки, житье впроголодь!

— Я не хочу уезжать! — испуганно воскликнула Каролина.

Но мать только насмешливо улыбнулась.

— Это не обсуждается, — сказала она. — Ты отплываешь через день на «Бристольской деве». Завтра мы всей семьей отправимся в Уильямсберг, переночуем у тетушки Пет, а на следующее утро проводим тебя в дорогу.

— На корабле наверняка уже нет мест, — отбивалась девочка.

— Капитан дружен с твоим отцом, тебе обязательно найдут место.

— А мой гардероб? Во время урагана он сильно пострадал.

Если я еду в такую аристократическую школу, то мне понадобятся новые платья.

— Я подумала и об этом. Мы с отцом решили, что, когда ты сядешь на корабль, он вручит тебе кошелек с золотом. На эти деньги ты без труда оденешься в Лондоне. Миссис Честертон отведет тебя в хорошие магазины и поможет выбрать платья.

Миссис Честертон! Девочка лишилась дара речи. Салли описывала ее безобразной старухой, которая еще носила фижмы, вышедшие из моды в прошлом веке. И эта миссис Честертон поможет ей одеваться? Каролина пылала негодованием: ведь с красотой матери она унаследовала природное чувство стиля, которое выделяло обеих из толпы.

Но протестовать бессмысленно. Мать уже все решила. Пока корабль не отойдет от берега, за ней будут следить, кошелек с золотом вручат с прощальным поцелуем, и она поневоле окажется на борту этой «Бристольской девы».

Через несколько минут Вирджиния нашла сестру на каменной скамейке в саду.

— Неужто правда? Я подслушивала за дверью, но было плохо слышно. Ты едешь в Лондон?

Каролина задумчиво изучала траву под ногами и кивнула, не поднимая головы:

— Правда, я уезжаю. Мама уже все решила.

И вдруг она поняла, что даже рада этому, теперь ее отделит от Бедлама целый океан, мать больше не сможет ею распоряжаться. Не важно, какой будет школа в Лондоне, она означает хоть какие-то перемены в жизни. А еще там полно молодых людей: герцогов, принцев, владельцев поместий. И все они в огромном далеком Лондоне!

Думая о своем, Каролина почти не слышала причитаний расстроенной Вирджи. В дальних краях ее ждут настоящие приключения, романтика. Возможно, именно там живет ее возлюбленный, и не какой-нибудь мелкий клерк, выбранный Пенни, или веселый дурень вроде Хью, и, уж конечно, не безликий сын плантатора, которого очень скоро подыщет ей мать, а ее собственный, настоящий избранник.

Может, в Лондоне она встретит своего золотого незнакомца!

— Кэрол, ты меня не слушаешь, — обиделась Вирджиния. — Я очень сожалею, что мама решилась на такое…

Каролина подняла голову, и в ее серых глазах блеснул лукавый огонек, ибо она уже придумала, как избавиться от ненужной помощи миссис Честертон и одновременно сделать полезное для сестры.

— Вирджи, ты все еще хочешь бежать с Хью?

— О, Каролина, ты сама знаешь! Но у нас с Хью нет денег, разве мы сможем прожить, покуда он не найдет себе работу?

— Пошли ему весточку, — твердо сказала ей сестра. — Предупреди, что сошлешься на зубную боль и не поедешь в Уильямсберг. Хью должен прийти на причал, а в последнюю минуту, как бы на прощание, обнять и поцеловать меня.

— Почему Хью?

— Когда он меня поцелует, я передам ему кошелек с золотом, и вы сможете бежать в Мэрридж-Триз.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СВОЕВОЛЬНАЯ ДЕВЧОНКА

Она безрассудной с детства была, отчаянной и лихой,

И хрупкой девичьей рукою могла справиться с резвой судьбой.

Умом пожалеет она себя, но даже на склоне лет

Сердце ей скажет: «Счастливей тебя не было в мире и нет!»

Глава 5

Лондон. 1687 год

Первый год в школе миссис Честертон показался девочке адом. Трудности начались, едва она ступила с корабля на берег: у нее не было денег, чтобы нанять экипаж, и ей пришлось добираться пешком. Но совсем жалкой Каролина почувствовала себя, когда объявила хозяйке пансиона, что оставила свой багаж на корабле и за ним нужно послать. Та недовольно поджала губы, презрительным взглядом окинула платье девочки, однако за багажом все-таки послала.

Отношения с другими воспитанницами тоже не заладились.

В первый вечер за ужином они пренебрежительно глазели на нее, а потом всю неделю хихикали над «замарашкой из колоний». Такое прозвище они дали новенькой. Тоскуя по дому, страдая от непривычных лондонских туманов, Каролина простудилась и кашляла до самого Рождества. Город сиял праздничными кострами, повсюду горели святочные огни, все девочки разъехались по домам, к рождественским гусям, шумным карнавалам, балам и дорогим подаркам. А Каролине, исхудавшей и тоскующей, оставалось только перечитывать письма из Виргинии.