В сложном полете

— А сейчас передай командиру звена управления мой приказ. Пусть немедленно доставит тебя на По-2 в армейский дом отдыха «Авиатор». Отдыхать там неделю. Понял?.. И без моего личного вызова в полк не являться…

— Товарищ полковник, капитан Ушаков по вашему приказанию прибыл!

Я сидел за столом, сколоченным из необструганных досок (полк только что перебазировался на новый аэродром), рассматривал какую-то бумагу.

— Вот и хорошо!

Легко поднявшись, подошел к Володе, обнял за плечи, провел к окну.

— Ну, здравствуй! — оценивающе осмотрел его. — Как здоровье?.. Чувствуешь себя?..

Володя улыбнулся.

— Нормально.

— Не обижаешься, что вызвал раньше?

— Нет.

— Отдыхать будем после. А сейчас, брат, некогда. Людей не хватает. Да ты садись…

Володя опустился на краешек табурета.

— Ну как, снится море?

Володя замялся.

— Да, иногда…

— Пройдет. По себе знаю. Пройдет! У всех бывает… А теперь новая у нас задача…

И, глядя Володе в глаза, тихо добавил:

— Надо лететь сдаваться в плен.

Володя даже привстал от изумления, с опаской взглянул на меня.

— Куда?.. В плен?..

— Да! Да! Не удивляйся!..

Я шагнул к столу, взял с него лист, протянул Владимиру.

— Читай! Немецкая листовка. Вопросы потом, — и, круто повернувшись, вышел из кабинета.

Знаю, как Володя недоуменно рассматривал листовку. На одной стороне ее было крупно напечатано по-русски: «Пропуск». На другой — схема района полетов. На вытянутой петле реки — жирный крест, похожий на отметку места самолета, который ставят летчики на картах в полете.

«Русские летчики! Вы проиграли войну! Пора подумать о спасении! В новой Европе, которую мы строим по указанию великого фюрера, и для вас найдется место под солнцем наших побед. Пока не поздно — сдавайтесь в плен. Переходите или перелетайте к нам. Вам гарантируется жизнь, гуманное обращение и солидный пост в новой России…

В любой час светлого времени выходите на указанный ориентир на высоте 1000 метров. Выпустите шасси, встаньте в круг и ждите наших истребителей, которые заведут вас на посадку…

Одумайтесь, пока не поздно! Вся Европа и половина России в наших руках. Прекратите бессмысленное сопротивление. Иначе смерть! От нового чудо-оружия, которое мы скоро применим.

Немецкое командование».

Володя дочитывал листовку (или перечитывал), когда я вернулся.

— Ну, как, согласен? — прикрывая дверь, спросил.

Володя рассмеялся, пожал плечами.

— Если вы согласны, то мне ничего не остается, как согласиться…

— Отлично! Пойдешь со мной. Вылет завтра.

Достав карту из висевшего на стене планшета и расстелив ее, предложил:

— А теперь давай обмозгуем, как это лучше сделать. И уговор, — я погрозил пальцем, — чтоб ни одна живая душа не знала…

Вылетели под вечер, когда до захода солнца оставалось минут сорок, не больше. В этом тоже был расчет.

Стоял октябрь: сухой, теплый. Бабье лето необычно затянулось в этом году. Дни были солнечными, прозрачными, с густым голубым небом, с неслышно летающей в воздухе паутиной, с крепкими ароматами увядающих трав. Лиственные леса, подернутые багрянцем, облитые лучами закатного солнца, казалось, вспыхнули и горели ровным, нежарким огнем.

Володя сидел в носовой кабине. Вел визуальную ориентировку и был захвачен открывшейся красотой природы. Обычно он летал ночью, а днем отдыхал или готовился к полету. И теперь яркие разнообразные краски осени завладели им и отвлекали на какие-то секунды от дела.

— Володя! Уснул?.. Чем занимаешься?..

Он, услышав в наушниках мой голос, поспешно ответил:

— Да нет. Просто наблюдаю. Какая красота кругом. Вот бы описать!

Я рассмеялся.

— Тоже мне, писатель нашелся. Усиль-ка лучше наблюдение, осмотрительность. Скоро цель?..

— Через одиннадцать минут.

— То-то ж! Чтоб были вовремя над ней! А описывать будешь после победы!

— Будем! — уверенно ответил Володя. — Можете не беспокоиться. Днем летать — не ночью!..

Прошли над болотом, раскинувшимся серо-коричневой шкурой у линии фронта. Впереди заблестела петля реки.

— Снижаюсь! — скомандовал я. — Усилить наблюдение!..

Извиваясь, поблескивала под самолетом река. Стрелки высотомера замерли на цифре 1000 метров. Самолет вздрогнул. Послышался скрежет, щелчок — я выпустил шасси. Стрелка указателя скорости сползла до отметки 250.

— Встаю в круг! — предупредил экипаж и огляделся по сторонам.

Наступило молчание. Все ждали вражеских истребителей, внимательно просматривая по секторам воздушное пространство, но их не было.