В случае беды

Я этого ждал. Действительно, первым моим побуждением было сделать Иветте этот подарок, чтобы при любом повороте в моей судьбе она не очутилась снова на улице. Вивиана-то в случае моей смерти будет ограждена от нужды, сможет почти полностью сохранить наш образ жизни благодаря крупным суммам, на которые я застраховал свою жизнь.

Я заколебался. У меня не хватило духу, и я отступил. Я зол на себя за трусость, за то, что покраснел и пробормотал:

– Разумеется.

Я тем более этим унижен, что Вивиана догадалась, насколько иным было мое первоначальное намерение, и может торжествовать победу.

– Когда подписываешь?

– Нынче же вечером, если акт о купле-продаже составлен правильно.

– Она переедет завтра?

– Послезавтра.

Вивиана горько улыбнулась, вспомнив, вероятно, наш давнишний визит и разочарование, когда мы узнали, какую сумму с нас требуют за ремонт нескольких не представляющих ценности ковров.

– Больше тебе нечего мне сказать?

– Нет.

– Ты доволен?

Я кивнул, и жена, подойдя поближе, любовно и в то же время покровительственно похлопала меня по плечу. Этот жест, которого я раньше за ней не замечал, помог мне лучше уразуметь ее позицию в отношении меня. Уже давно, возможно, всегда она рассматривала меня как свое создание. С ее точки зрения, до знакомства с ней я вообще не существовал. Она выбрала меня, как Корина-Жана Мориа, с той разницей, что я даже не был депутатом, и она пожертвовала ради меня роскошной и легкой жизнью.

Нет спору и было бы несправедливо отрицать, что она способствовала моему восхождению своей светской активностью, открывшей передо мной многие двери и привлекшей ко мне обширную клиентуру. Опять-таки ей я отчасти обязан и тем, что газеты непрерывно поминают мое имя не только в судебной хронике: жена сделала меня одним из тех, из кого состоит «Весь Париж».

В тот день она не сказала мне этого, ни в чем меня не упрекнула, но я почувствовал, что еще один шаг – и я перейду границу допустимого риска, что квартира на Орлеанской набережной при условии приобретения ее на мое имя-крайний предел, переступить через который Вивиана мне не позволит.

Интересно, говорят ли они с Кориной обо мне, не входят ли они в один и тот же клан, поскольку в подобном положении пребывает немалое число женщин, или, напротив, они завидуют друг другу, обмениваясь фальшивыми признаниями и улыбками.

Всю эту неделю я без передышки сражался со временем, потому что меня мучил страх, как бы Иветта не разжалобилась и не подала из окна знак, которого только и ждал Мазетти, чтобы броситься в ее объятия. Я каждый час звонил ей и, как только улучал минуту, летел на улицу Понтье, где из осторожности проводил все ночи.

– Если я заберу тебя отсюда, ты обещаешь не писать ему, не сообщать свой новый адрес, не посещать некоторое время места, где он мог бы тебя разыскать?

Я не сразу сообразил, что в глазах ее читается страх. Однако она покорно отозвалась:

– Обещаю.

Я почувствовал, что она испугана.

– Где это?

– Почти рядом с моим домом.

Только тогда она облегченно вздохнула и призналась:

– Я думала, ты хочешь отослать меня в деревню.

Деревни она боится: деревья на фоне заката, даже если это деревья парижского сквера, уже погружают ее в черную меланхолию.

– Когда?

– Завтра.

– Я уложу вещи?

Их у нее теперь довольно, чтобы набить корзину и два чемодана.

– Переедем ночью, когда удостоверимся, что путь свободен.

В половине двенадцатого, после парадного обеда у старшины адвокатского сословия, я заехал за ней с Альбером на машине. Альбер выносил багаж, а я стоял настороже под мокрым снегом; две девицы, шлифовавшие тротуар на улице Понтье, сперва попытались меня соблазнить, а потом с любопытством наблюдали за похищением.

Уже многие месяцы я поддерживаю себя обещаниями завтра или через неделю зажить более спокойной, более легкой жизнью. Покупая квартиру на Орлеанской набережной, я был убежден, что теперь все наладится и отныне я смогу выводить Иветту на прогулку, как другие своих собак, когда утром и вечером выгуливают их вокруг острова.

Продолжать это досье стоит лишь при условии, что говоришь в нем все. Я был охвачен почти юношеской лихорадкой. Квартира – кокетлива, утонченна, настоящее жилье женщины.

На бульваре Сен-Мишель пахло дешевой меблирашкой, на улице Понтье маленькой потаскушкой с Елисейских полей.

Здесь – новый мир, почти что прыжок в царство идеала, и чтобы Иветта не слишком чувствовала свою чужеродность, я помчался на улицу Сент-Оноре и накупил ей белья, халатов и пеньюаров, гармонирующих с обстановкой.

Для того чтобы ее хотя бы первое время не тянуло из дому, я привез ей проигрыватель, пластинки, телевизор и уставил две полки библиотечного шкафа довольно пикантными книжками – она любит такие, хотя «народных» романов ей все-таки не натаскал.

Без ведома Иветты я нанял ей прислугу Жанину, довольно смазливую, аппетитную и разговорчивую девицу, которая составит хозяйке компанию.