– Во-первых, заведующим гусиной фермой он стал благодаря мне. Во-вторых, мы можем попасть в книгу рекордов Гиннеса как потребители самых дорогих гусей в мире. В-третьих, раз дом Васин, почему бы и в самом деле не перебраться туда Елене Андреевне. Порадоваться любимому сыночку. Пособие по пьянке в таком случае можешь ему удвоить.
– И уеду! – заплакала на заднем сидении тёща. – Уеду!
– Ваши слёзы, Елена Андреевна, я воспринимаю как долгожданные слёзы радости.
Больше ни в поездке, ни вечером дома, не прозвучало ни слова. Ночью слышались шаги, волочение чемодана, а утром я застал их одетыми с кучей сумок.
– Мы с мамой уезжаем, – заявила супруга.
– Что так?
– Ты же нас выгнал.
– Никто вас не выгонял. Просто обсудили альтернативный вариант. Может, так Елене Андреевне будет лучше.
– И мне так лучше будет.
Потом они погрузили клумаки в машину, отказавшись от моей помощи. Тёща шла медленно сгорбившись. Куда подевалась живая и шустрая старушка? Не сосчитать уже, сколько лет прожил с ней, и она искренне заботилась обо мне. Гордилась. Как-то рассказывала о соседке, которая завистливо сетовала: «Вас, Андреевна, зять опять в санаторий посылает, а мой меня только на хер шлёт». Вспомнилось, как в период «бес в ребро» и увлечения совершенно этого не достойной юной особой, она урезонивала жену: «Да не переживай ты, Нинка! Это не сметана, не закончится». Добила меня вазочка с таблетками и стакан воды с лимоном, которые она готовила мне каждое утро. Приготовила и сегодня.
К жене-то больших претензий нет. Сына вырастила, меня, по словам тёщи, «доглядала», как у них говорят в станице. Может, раздражение её постоянное было из-за моей отстранённости. Не посвящал в свои дела, мысли, не создавал иллюзий сопричастности к жизненному успеху. Чёрт их поймёт.
Навалилось состояние, которое Антон Павлович Чехов устами своего персонажа называл «ненужные чувства». Давно их не было, думал уже совсем ушли. Раньше возникали, если вспоминал, как травили в школе тихого неповоротливого парня по фамилии Колесников и по кличке Пентюх. Я вёл себя вдвойне гадко, потому что сам находился в группе риска. И, вместо солидарности, пользовался подлой мыслишкой: «Лишь бы не меня травили». А заправляли, как водится, крепкие уличные ребята, которые пили, курили, хулиганили, трахали девчонок, которых к ним почему-то тянуло.
Я даже разыскал этого парня в «Одноклассниках», написал сообщение: «Как ты, что ты?». Он не ответил, но из профиля было видно, что жизнь удалась. В Москве, хорошо упакован. Жизнь всё расставила по своим местам. А девчачьи кумиры растворились. Кто спился, кого убили в лихие девяностые. Я понял, та травля была нам на пользу. Мы могли реализоваться только в учёбе, а потом, соответственно, и в жизни. Вспомнил Бабака, который после визита ко мне оказался в больнице с циррозом, и заявил навестившим собратьям: «Конец фильма». Но он сам отснял свой фильм с крайне неудачной концовкой, сам за него в ответе. Как и каждый из нас.
Чеховский персонаж гасил «ненужные чувства» водочкой. И мечтой о будущем, когда в людях всё будет прекрасно, и они станут счастливыми. Знал бы Антон Павлович, как они измельчают и испоганятся. Улучшения в будущем – иллюзии. Не раба из себя надо по капле выдавливать, а Чехова. Пусть тварь я дрожащая, но право имею. И проект будущего у меня есть. И ненужные чувства эти в последний раз. И конец фильма будет великолепным.
Содом утраченный и обретенный
Арифметика. Больше всего войн разразилось из-за Библии. А если добавить Коран и прочие святые книги! А если учесть жертвы и войны для тысяч и тысяч богов, не удостоенных оправдательных документов! То станет очевидно: главное преступление на планете совершается во имя придуманных истуканов. Потому что, если бог и есть, тот, который подсказывал стихи Пушкину и изобретения Тесле, мы никогда о нём не узнаем. Иначе это просто не бог. Как можно было считать таковым мелочного, развратного Зевса, убивающего всех подряд, начиная с собственного папаши. Или торгующееся с Авраамом и не способное управлять созданным им человечеством, иначе как его регулярным уничтожением, иудео-христианско-мусульманское чудище.
Но чтобы люди тысячелетиями не видели очевидного, прописанного и проговоренного миллионы раз – нужен страх. Нужна запретная зона, куда нельзя ходить, потому что именно там настоящая нормальная жизнь для всех. Страшный Содом, который до сих пор так и не могут раскопать, хотя и не раз сообщали о том, что нашли. Его веками проклинают за мужеложство обитатели монастырей, которые сами погрязли не только в нём, но и в массовой педофилии. При этом, несмотря на все инквизиции, терроры и клевету, нормальная жизнь постоянно возникает. Её снова гнобят и гробят жрецы разных мастей, философы, творцы, политиканствующие демагоги, психологи и коучи, сами нуждающиеся в психлечении. Вся цивилизация – это борьба за общую нормальную жизнь с гадким меньшинством, которое создаёт её только для себя, путём обманов, манипуляций и уничтожения людей во имя выдуманного высшего блага.