В Содом

Домашние его

С утречка попарились. Снова отдали должное ушице и «галагану». Володя с Петром порыбачили с берега, а я с ними посидел за компанию. Вечером отчаливаем, и через полчаса останавливаемся у высоких ворот родового гнезда моей супруги. Приколист Петро громыхает в ворота кулаком с криком: «Открывайте!».

– Кто? – раздается голос перманентно испуганного еще с советских времен браконьера Васьки.

– Служба безопасности.

– У нас безопасно.

– Давай открывай! – прекращаю я розыгрыш.

Открывали долго. Причём, как оказалось, вдвоём с соседом-собутыльником. Оба, как у нас говорят, укатаны вусмерть, качаются из стороны в сторону и благоухают как грязная пивнушка. Я здороваюсь с Васькой за руку. Вовка, дабы польстить его самолюбию, даже имитирует объятия. Соседа мы оба просто игнорируем. Из саманно-кирпичной хаты появляются Васькина жена Людка, моя благоверная и горячо нелюбимая тёща. Вовка здоровается и с ними, справляется о здоровье и, отказавшись от чая, вместе с «апостолом» Петром уезжает. Я тоже отказываюсь присоединиться к мужской компании. Хотя тёща уже бегает и освежает стол. Говорю, что устал и двигаю к новому дому, построенному за мой счёт на случай гостеваний, которые в итоге оказываются такими вот визитами вежливости.

Нина открывает дверь и в нос шибает запахом той самой пивнушки. Стол в гостиной липкий от смеси пролитого пива и жира от таранки. Нина притаскивает постоянно сопровождающий её озонатор. Но перебить гнилой дух он не может. А для того, чтобы отчистить специфический состав на столе, никакого средства ещё не изобрели. И, наверное, никогда и не изобретут.

В начале девяностых, мы с компанией сидели в немецкой пивной со своей вяленой рыбкой. Засиделись долго, но единственный оставшийся работник, не выгонял башлистых посетителей. Я вернулся за забытой курткой и увидел, как немец брезгливо сгребает со стола в мусорное ведро всю посуду. Видно, мы были не первыми, и он знал, что отмыть стаканы и кружки уже не удастся.

Я сказал супруге, не теряющей веру в победу, что спать буду на улице под навесом, и вышел. Как раз вовремя. У собутыльников, перед тем как снова «догнаться», начался отрезок пьянки под народным названием «а поговорить». Вещал Васька, долгожданный поздний ребенок, с детства избалованный всей семьёй. Вещал как раз обо мне: «Прибыл, бля, барин. К столу не присел, рюмку не поднял. Еле ходит от жира. А, помню, приехал свататься за Нинку – тощий, одни очки, стеснительный. Батя тогда сказал: «Смотри, дочка, такой не побьёт, но и не поцелует». Сразу его расколол, тихушника.

– Так он же и дом тебе построил, и дочку на врача выучил, – робко вступился за меня сосед, ещё более распаляя родственничка.

– Это дом?! Вот Иваныч, дружбан его, который привёз. Вот у того дом! Он землю с выходом в лиман гектарами скупал, когда она ничего не стоила. Рядом населил генералов всяких, так туда не то что рыбохрана, а вообще никто сунуться не может. А я эту избушку больше чем за две тысячи в сутки сдать не могу. Ни бани не построил, ни мангала не сделал. А с Ирынкой как поступил? – по местному диалекту через «Ы» выговорил имя дочери. – Ну, устроил в мед, ну, оплатил учёбу, а в гостевом доме, где у него раньше водила жил, не оставил. Квартиру ей снимал, вроде чтобы как ближе к институту. Вон у них опять новый Лексус, а мне как четыре года назад Ларгус купили, так и всё. Могли бы подержанные тачки мне отдавать.

– Да, – как бы вынуждено согласился сосед с убойными аргументами по поводу моей жестокости.

Дальше я слушать не стал. Слишком большая благодарность людская на ночь возбуждает. Утром демонстративно не стал кушать свои любимые оладушки и, едва хлебнув чая, отправился посидеть на берегу лимана. Сказал перед этим: уехать лучше пораньше, по-светлому вернуться, в пробке не стоять. Чтобы с обедом не хлопотали. Купил в магазине под ностальгической вывеской «Сельпо» такой же ностальгической варёной колбасы. Но, как и всякое возвращение в прошлое, она разочаровала. Прежняя хотя бы пахла мясом.

Семейка встретила моё возвращение каменными лицами. В ответ я тепло поблагодарил Людку и Ваську за радушный приём, но руки не подал. Несмотря на моё внешне безукоризненное поведение, разборки начались, едва мы тронулись.

– Лучше бы не приезжали, – нейтрально начала тёща, – мелькнули и всё.

– Так дом же в таком состоянии, что в нём и спать невозможно. Повезло что ночь тёплая. Василий ведь его под гостиницу пустил. А вы, Елена Андреевна, если сильно соскучились, могли бы и пожить, как-никак любимый сынок, всё же лучше зятя, – спокойно ответил я. Нинке маминой дипломатичности не досталось.

– Дом Васин, и он вправе им распоряжаться. Ему больше и жить то не на что.

– Во-первых, дом построен на мои деньги, стало быть, хозяин – я. Во-вторых, Василию ещё далеко до пенсии, шёл бы работать, а не пил каждый день.

В-третьих, пьёт он на деньги, которыми ты его регулярно снабжаешь.

Тут уж её совсем понесло.

– Земля его, значит, и дом его. И ты забыл, как он гусей нам привозил, когда в магазинах продуктов не было.