В Содом

Поездка эта – такой же дружеский ритуал, как и пятничные вечера, только более значительный, ежегодный. Как-то, когда он ещё руководил родным райкомом комсомола, пригласил меня на спартакиаду, которая, как и другие комсомольские мероприятия, сопровождалась гулянкой. Я приехал с вечера и утром подключился к подготовке массового гуляния, которой был занят весь актив. Сначала мы с Володькой поехали на химпредприятие, где в производстве был задействован спирт. Парторг завода, недавний выходец из комсомола, начал челночить через проходную с томиком сочинений Ленина под мышкой. Только вместо бумажного блока книги в обложку была вставлена фляга, сделанная из нержавейки, из которой спирт перекочёвывал в банки на сидении машины.

Потом мы двинулись на мясокомбинат. Там главный инженер, тоже из бывших комсомольцев, уже изрядно поддатый, начал валять дурака: «Как я вам что-то дам? Оно же не моё, народное. Ладно, так и быть. Выезжаем на трассу, равняемся и на ходу из машины буду вам передавать, как в кино про шпионов». После гонок с передачей мясопродуктов, на капоте был накрыт фуршет. Распорядитель общенародной собственности потерял способность дальнейшего служения народу. А мы поехали в палаточный лагерь на берегу лимана, куда стекалась спортивная гордость района.

К полуночи спиртное закончилось, и к первому секретарю явилась делегация спортсменов с ультиматумом: «Если не будет водки, то не будет и спартакиады». Володька отправил водителя домой к комсоргу местной потребительской торговой сети. Там, на крайний случай, всегда было припасена пара ящиков. Снабдив спортсменов допингом, мы сели в лодку, уплыли в лиман и проболтали до утра.

– Ладно, семейка тянет, – неохотно сказал я, – Пора родных навестить.

– Замётано! – бойко ответил он, не обращая внимания на моё показное безразличие.

Семейка меня никуда не тянула, но идея пришлась как нельзя кстати. Отец Григорий уже провел активную пропагандистско-разъяснительную работу в лучших традициях церковного и коммунистического учений. Вместо слов «добрый вечер» супруга встретила меня фразой: «Почему ты обидел общину?». Я сделал вид, что не понял, и заметил, что ни к каким общинам не принадлежу.

– Отцу Григорию отказали в помощи, и не пустили дальше проходной.

– У нас не царствие небесное, а режимный объект. И деньги мы там не печатаем, даются они очень тяжело. Затяжной кризис, пандемия. Приходится проводить реструктуризацию и сокращение расходов.

– А отец Григорий говорит, что на храмы на Руси последнее отдавали.

– До последнего он, слава богу, нас не довел, но в принципе совершенно прав. Христианская благотворительность должна быть жертвенной: если у меня две рубахи, а у моего ближнего ни одной, значит я вор. Почему бы тебе не подарить ему свою машину, а самой передвигаться на общественном транспорте. Вот оно и было бы последним.

– Мы же ему пожертвовали Фольксваген Поло, а эту он не сможет обслуживать.

– А ты перестань ходить в салоны красоты и СПА и пожертвуй ему деньги на обслуживание.

Соблюдавшая до этого враждебный нейтралитет тёща не выдерживает:

– Зачем же Вы нас куском хлеба попрекаете?

– Куском хлеба вас попрекает отец Григорий, которому он кажется слишком большим. Давайте оставим этот неприятный разговор на ночь глядя. Я вот о чем подумал, не навестить ли нам Васю? Я в тех краях буду с Володей по делам, он бы меня потом забросил, а Вы бы сами приехали.

Тёща обрадовалась. Ее сынок Вася обижается на мое небрежение, и корит в этом мамашу и сестру. Этот раунд заочного противостояния с церковной номенклатурой завершился достаточно удачно.

Володя заехал за мной в офис в пятницу. Как всегда, при поездках вне города, за рулем сидел руководитель его службы безопасности. В советском прошлом начальник райотдела милиции. Большой приколист и профессионал. Володька приметил его на одном из так называемых партийных заслушиваний, где все руководители регулярно отчитывались. На вопрос о том, как он относится к перестройке, Петро Вершигора ответил: «Мы ее переживем». В более ранние времена за такой ответ могли бы и в тюрьму упрятать. Но в клоунадско-перестроечные ограничились внушением, а Володька его потом пригласил к себе.

До родного хутора Володи доезжаем быстро. У Петра свой фирменный прием разговора с гаишниками. На их приветствие после остановки, он орет начальственным голосом: «Ты кого остановил, оборотень в погонах?!». После чего резко срывается с места. Срабатывает всегда. На генном уровне чувствуют своего. И номера на машине красивые.

Родной Володькин хутор Железный должен быть переименован в честь самого знаменитого уроженца. В девяностые он буквально возродил его. Построил свое поместье, несколько домов нужным людям. За ними потянулись другие. Местные резко повысили свое благосостояние на росте цен на землю и обслуживании постсоветской знати. Они сами следили за прибыльным порядком. Когда двое пришлых попались на воровстве из поместий, их связали и утопили в лимане (по-нашему, по-содомски).