За поместьем Володи присматривает семья, живущая тут же в отдельном доме. Она встречала нас у ворот. С ними ещё местная дивчина Галя и беженец Ильяс, плюс сынок подросток, как и отец, одетый в камуфляж. На них Володя остановился, потому что Ильяс не входил в местную тусовку и, как и моя Катька, не зажратый, всем обязанный, полностью зависимый, поэтому неизбежно преданный. Семья выстроилась во дворе, Володя сказал:
– Париться утром будем, а сейчас поужинаем и в плавни.
Стол в беседке уже был готов. Расстановка блюд в каждый приезд была неизменной. Я традиционно нацелился на сваренную по местному рецепту уху красного цвета и, изготовляемый только здесь, специалитет – жирную прессованную икру под названием «галаган».
Прямо за домом – причал с роскошным катером. Садимся и отчаливаем. Володя медленно ведет катер по узкому проходу между высокими стенами камыша. Плавни. Заплутаешь – не выберешься, хуже леса. После гражданской в них еще лет пять скрывались противники советской власти, и выкурить их так и не смогли, сами вышли. Но мы не заплутаем, наш канал четко выводит в лиман – неглубокий залив с абсолютной гладью воды. Полная тишина и темнота. Володя глушит двигатель, мы укладываемся на роскошные замшевые диваны и долго молча смотрим на звездное южное небо. Наконец Володя говорит:
– Нигде и ничего лучшего не найдешь. Чего тебе так чужое море приглянулось?
– Идея, – отвечаю я. – Ты же не захотел прочитать.
– Да, прочел, интересно даже. Только зачем ты эту схему накрутил? Жизнь она простая.
– Чёрт его знает. Вроде и простая, и есть все, а как-то не складывается. Вот жене и тёще – чего не хватает? Всё чем-то не довольны.
– А ты бы разок дал по рогам. Наши казачуры без этого не понимают, а ты с ними разговоры разговариваешь. Вот моей как-то бабы «стукнули», она рот открыла. Так я схватил подушку и придушил ее на койке. Сразу поняла.
– Это ведь я так, к слову пример. Людям-то чего нормально не живется? И сами не живут, и другим не дают.
– Да потому что дураки. Я на охоте сижу, жду кабана, тоже задумываюсь. То им тогда не нравилось, то теперь всё не так. А мне что тогда, что сейчас. Пришел из армии, поступил в техникум, стипендия копеечная. Харчей из дома натащишь, так за три дня их всей комнатой и уничтожат. Банку из-под варенья три раза ополаскиваешь. Все время жрать хотелось. Потом в спорте успехи появились, талоны на обед стал получать. Потом в депо токарем зарабатывал больше, чем на комсомоле. И остался бы там, не пропал. Девчата были ещё и лучше, душевнее. Сейчас они все письки бреют, а я не бритую люблю. Охотился бы, рыбачил. Все как сейчас. Еще и спокойнее.
Володя заснул, а я задумался: почему рухнул?
5. СОДОМ ПО-СОВЕТСКИ
Вроде и система «свой-чужой» работала, и «законы-понятия». Крали по кругу, но по чуть-чуть, и всё в итоге в стране оставалось, потому что граница была на замке. Благо страна, как и Содом, чрезвычайно богатая. Можно было не напрягаться, не было стресса от мыслей о завтрашнем дне. Рубль в день и рано дома. Не хватало только рабов, которые своим бесплатным трудом могли бы обеспечивать наслаждения граждан богатейшей страны мира. Потому и наслаждения были крайне однообразны. Хотя, в силу своей дефицитности, очень ценились и приносили истинное удовольствие. А не пресыщение, как нынче. Всех равняли, словно на содомском ложе, и даже слишком. Перекосы были в пользу не элитного большинства. Ему социализм был послан богом. Нас равняли под него. И еще ровнее. Гоняли на уборку помидор, да еще со своим ведром. И на консервный комбинат, где я, сняв пиджак и галстук, возил тачкой мешки с солью, под издевательскими взглядами грузчиков сидящих в теньке, обязанных это делать.
Наш редакционный водитель зарабатывал не меньше журналиста. Машиной пользовался как своей: катал семью, таксовал. Ещё и смотрел на тебя свысока, выражал крайнее неудовольствие в командировках, мешавших таксованию. Зато, когда радушные хозяева задабривали корреспондентов дарами полей и ферм, пытался отгребать себе львиную долю под тем предлогом, что он везёт. Я проявлял принципиальность и ничего не брал, отчего он меня просто возненавидел. А потом набрался наглости, что спрашивал у провожающих меня к машине: «Где грузиться?».
Я очень любил бывать на Днях урожая и животновода, там чествовали передовиков. Скупал дефицитные книги, которые у сельских тружеников спросом не пользовались. Помню, тот же первый секретарь Пахомов, приобняв знатную доярку, облагодетельствованную орденом и автомобилем, говорил: «Достигли. Зарабатывает, как я». А когда героиня отошла, добавил: «А живёт лучше. С фермы прихватывает баллончик с молоком, комбикорм для домашней скотины. Сад, огород. Детей её учиться отправили. Вот он – социализм».
Появился чистый, естественный человек. Не забуду свою поездку в маленький шахтёрский городок, на самой восточной оконечности страны. Деревянные тротуары. Гигантские грузовики с углём, из которых солярка сливалась в частные легковушки, что позволяло им в холодную погоду ночами оставаться с работающим двигателем.