– Спасибо, учту, – буркнул Сидор Куляш. А когда уже держал диплом в руках, не выдержал: – Работать и делать карьеру – вещи разные, – по своему обыкновению стал брызгать он слюной, – они противоречат друг другу, потому что на все не хватит времени.
Однокашникам Сидор Куляш казался недалеким, но пристроился он лучше и денег у него водилось больше. При этом Сидор Куляш был везде своим парнем, охотно ссужая, не требовал возврата долгов.
– Давая копейку, получаешь рубль, – объяснял он, не скрывая своей расчетливости. – Душа нараспашку – выгодный имидж.
– А богатый папа – имидж еще выгоднее, – смеялись ему в лицо.
Куляш-старший держал тогда банк, и Сидор Куляш вырос при деньгах, как пастушок при коровах. Его родители не разводились, но отец открыто жил с другой женщиной, а мать встречалась с другим мужчиной – и оба, перетягивая его на свою сторону, баловали единственного сына. «Правда, он славный, – представляла его мать новому возлюбленному. – Ну как не взять такого мальчика с нами на юг. Поедешь к морю?» Сидор Куляш кивал, а на море проводил все лето в одиночестве, гоняя стада мелких рыбок, вытаскивая на берег жгущих медуз и мечтая о том, как вернется, наконец, домой. «Ну, как съездил? – встречал его отец. – Понравилось?» И Сидор Куляш снова кивал. «Тогда зимой на каникулы поедем в горы, – гладил его отец и обращался к своей даме: – Научишь его кататься на лыжах?» И зимой Сидор Куляш, разбивая нос, осваивал лыжную технику, нелепо кувыркался в снегу, пока отец с дамой наблюдали за ним сверху, ездил по канатной дороге, зажмурившись от страха, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, а вечерами мечтал, как вернется домой. Так продолжалось из года в год. А потом мать умерла, а отцовский банк лопнул. Но к этому времени Сидора Куляша уже устроили на телевидение, где он оказался к месту, применяя на практике свою теорию о работе и карьере.
В интернет-группу Сидор Куляш вступил, получив рассылку, и сразу стал ее активистом. «Главное – не написать роман, а его продать, – поучал он Иннокентия Скородума. – В издательствах делят проценты, выкупают авторские права, но рукописи не читают. А зачем? С рекламой все купят! Книга такой же товар, как и зубная паста, и на рынке требует такого же продвижения!» Авдей Каллистратов морщился. «А какая разница, о чем и как писать, все равно не читают. О вкусах не спорят, их навязывают – оттого и противно», – хотелось написать ему, но он чувствовал, что Сидор Куляш его не поймет.
В свои сорок пять Сидор Куляш выглядел старше. У него были толстые, заметные со спины щеки, которые он, когда сильно нервничал, втягивал и жевал изнутри. Живот у него выпирал, а зад, чтобы поддержать устойчивость, все больше выпячивался, так что фигурой он походил на знак доллара, и когда летом раздевался, то в жировые складки на боках заползали мошки.
«Обществу больше не нужны воины, мужское братство осталось в прошлом, – писал он, втайне оправдывая себя. – Возвращается матриархат? А что в этом дурного? Благодаря прогрессу мужчина и женщина сливаются в единое целое. Исполняя одни функции, они и ведут себя одинаково. А женщины по природе сильнее. Сегодня умный достойный мужчина – не грубая скотина с квадратной челюстью, а гибкий, уступчивый, с мягкими руками».
«Педик, что ли? – обрезала Дама с @. – Идите вы к черту, Сидор Куляш, мне мужика подавай!»
Сидор Куляш промолчал, демонстрируя мужскую уступчивость.
«Увы, мир сегодня – бабье царство, – констатировал Олег Держикрач. – Офисный работник беспол. Но больше женщина, чем мужчина».
Это понравилось Сидору Куляшу. Однако не настолько, чтобы комментировать.