«Это значит всего лишь, что у слов своя ограниченная вселенная, – снова подпел ему Иннокентий Скородум. – Выход за нее сопряжен с риском выглядеть безумцем».
«И когда-нибудь нужно понять, что слова даны не для того, чтобы выражать мысли, а для того, чтобы их скрывать», – подумал при этом Авдей Каллистратов.
«Меня от вас тошнит! – оценила их дуэт Дама с @. – Только ленту засоряют!»
«Бездельники, – поддержала Зинаида Пчель. – Работать не хотят, вот и умничают».
Сидор Куляш был на короткой ноге с руководством, ценившим его журналистскую хватку. Он считался генератором идей, способным из всего извлекать выгоду, и благодаря этому числился на канале незаменимым.
– Жизнь сама подскажет, что взять, – забросив ногу на ногу, учил он. – Надо лишь пристально в нее вглядываться.
– По этой части у тебя талант, – соглашались с ним. – У тебя собачий нюх на нашу собачью жизнь.
Начальство явно выделяло Куляша из коллектива, и когда ему пришла мысль сделать репортаж о Раскольникове, его выслушали за закрытой дверью.
– Из этого выйдет неплохой сюжет, – рассказал он историю киллера. – Тут и мораль, и триллер – народу понравится.
– В самом деле? Ну что же, займитесь этим.
И Сидор Куляш занялся. Он предложил Раскольникову переписку. «Заочное интервью», – пояснил он. Из группы Раскольникова уже исключили, так что сообщение для него Сидор Куляш оставил на всякий случай, авось зайдет. Кроме того, он поинтересовался, кто еще, как Дама с @, вел с киллером личную переписку. Таковых не оказалось. Однако Сидор Куляш не отчаивался, собирая информацию где только можно. Он разослал всем членам группы вопросы, среди которых были и такие:
1) Считаете ли вы, что подобные Раскольникову составляют необходимую часть рода человеческого? Заложена ли тяга убивать в их генетике как первородный грех? Или она развивается под влиянием общества?
2) Исключение из виртуальной группы – символический жест, сродни гражданской казни. Не раскаиваетесь ли вы в содеянном? Будь вы присяжным в суде, смогли бы вы вынести Раскольникову смертный приговор?
Сидор Куляш называл подобные опросы «зондажом общественного мнения».
Олег Держикрач ответил развернуто, подтверждая каждый пункт ссылками на учебники по психопатологии и экскурсами в историю. Ульяна Гроховец и Иннокентий Скородум ограничились односложными «да» и «нет», а Зинаида Пчель отделалась категоричным: «Идите к черту!»
«По-моему, вы сильно рискуете, – написала Дама с @. – Сначала вы предложили его исключить, теперь хотите на нем нажиться. Похоже, Раскольников – человек ранимый, вдруг обидится? Смотрите, никакой администратор не запретит ему вас разыскать».
«Кому помешают десять минут славы?» – отшутился Сидор Куляш.
«Какая слава у убийцы! – возмутилась Аделаида. – Кто захочет его знать! И зачем ему известность?»
«Ой, только не надо этого, я вас умоляю! Каждый мечтает попасть на телевидение».
«Не любите вы людей, Сидор Куляш. Презираете…»
«Почему? Люблю. Просто мама в детстве учила меня говорить правду».
«И быть храбрым», – гнула свое Дама с @.
«На том стоим!»
Но в глубине души Сидор Куляш испугался: «Сумасшедший же…» Он хотел даже отказаться от своей затеи, но, представив недоумение начальства, понял, что отступать некуда. «Прямо хоть пистолет покупай, – покрылся он потом. – И в подъезд заходи, да оглядывайся».
Раньше Сидор Куляш не задумывался о смерти. «О жизни надо думать, – отмахивался он. – А смерть сама о себе подумает». Но теперь эти слова показались ему пустыми и ничтожными, не способными ни утешить, ни защитить. «Надо бы в церковь, – промелькнуло у него. – Там же по этой части». Но потом вспомнил, что в церкви никогда не был, что всегда смеялся над ее рецептом спасения, и ему стало невыносимо грустно.
– Давай заведем детей, – обнял он жену, когда они наконец встретились в постели. – Мальчика и девочку.
– При условии, что рожать будешь ты, – отстранилась она. – Ну, дорогой, какие дети? Мы же договаривались сначала наладить жизнь.
– Да, договаривались…
Сидор Куляш вспомнил их разговор, состоявшийся вскоре после свадьбы, и подумал, что с тех пор прошли годы, проведенные ею среди банковского персонала, что, пробившись в его среднее звено, она метит теперь в топ-менеджеры.
«А директором все равно не станешь, – пробубнил он, слушая сонное посапывание. – Станешь старухой». Он вдруг вспомнил отца, променявшего его на бумажки – акции, векселя, облигации, которым отдавал все время, вместо того чтобы проводить его с сыном, и подумал, что теперь банк отнимает у него любовь, точно положив ее на депозит. Сидор Куляш, не мигая, смотрел на спящую жену, и ему были ненавистны ее сплетни про сослуживцев, корпоративные посиделки и бесконечное обновление гардероба, которые входят в офисную жизнь. Раньше он ждал ее допоздна, не сомкнув глаз, но она возвращалась уставшая, чужая, быстро раздевалась и, едва клюнув в лоб, отворачивалась к стене. А он еще полночи глядел в темневший потолок и, глотая обиду, думал, что у нее своя жизнь, и единственный выход для него – наладить свою.