– Ну Зи, у тебя же все равно в школе каникулы, – плаксиво протянула она. – У меня же больше никого нет, выручай, сестренка.
Зинаида молча открыла скрипучий шкаф, перебирая руками, спросонья осмотрела свой побитый молью гардероб, потом снова закрыла.
– Слушай, модница, раз это надо тебе, дай что-нибудь из своих тряпок.
– Конечно, Зи, бери что хочешь.
«Боже, какая я трусиха! – проводив сестру, подумала Степанида. – Ну ничего, Зи справится, а там посмотрим».
Была суббота, выходной, сев за компьютер, Степанида Пчель отпускала колкости нелюбимому ей Модэсту Одинарову, который к этому времени уже умер, и не подозревала, что переписывается с женщиной, известной ей как Ульяна Гроховец.
«Информационное поле? – написала Сидору Куляшу Полина Траговец от имени Модэста Одинарова. – Конечно, сегодня сознание отражает небытие. Ведь вы посадили всех на телевизионную иглу!»
«Столько сидишь у телевизора, что тебя уже узнают дикторы? – заступилась за Сидора Куляша Степанида. – А засыпаешь небось с пультом, как наркоман со шприцем?»
Полине Траговец тоже не нужно было идти на работу, и она тоже была в Сети.
«Ну не всем же сутками торчать в Интернете, – через минуту отозвался Модэст Одинаров. – Я же не старая дева, чтобы мужчин на сайтах цеплять».
Степанида посчитала недостойным переходить на личности. И тут же завела клон «Злой язык».
«Ты старый одинокий кобель, – хлестнула она им. – До хрена умный? Корми голубей и не приставай к дамам».
Полина Траговец не осталась в долгу, и две одинокие стареющие женщины пикировались весь день под чужими именами, пока Сидор Куляш гулял с Зинаидой Пчель. За собой он тащил, как собачонку, чемодан на колесиках, которые, поскрипывая, оставляли след на пыльной мостовой. Над рекой в камышах носились стрекозы, в сухой пожелтевшей траве надрывно стрекотали кузнечики, и небо едва вмещало огромное солнце. Бросая с моста хлебные мякиши, которые отщипывали от одного батона, Сидор и Зинаида кормили крикливых чаек. Обедали в кафе на пристани, где пианистка в накладном шиньоне, с короткими, как у карлы, руками лениво играла джаз, и, рассказывая о своей жизни, громко смеялись, так что на них косились официанты. Блюда переменяли медленно, и Сидор невольно вспомнил жену, которая до того, как стала невидимкой, готовила обеды с такой тщательностью и старанием, что ставила их на стол раз в три дня. Усмехнувшись воспоминанию, Сидор закрутил на столе вилку.
Зинаида сощурилась:
– Хотите сыграть на раздевание?
– В определенном смысле. На кого укажут зубцы, тот обнажает неприятную для себя правду. Идет?
Зинаида кивнула. Вилка застыла, указав на Сидора.
– С детства был везучим, – вздохнул он и рассказал про ракушек, которых собирал на морском берегу, копошась, как краб, в месиве из тины и гниющих моллюсков, пока мать, усевшись по-турецки на полотенце, загорала с любовником, про отца, смеявшегося над его неуклюжими попытками освоить горные лыжи, про то, как разрывался между разведенными родителями, как паром между берегами.
– А по-моему, у вас было счастливое детство, – сказала Зинаида, когда он замолчал. – Разве это воспоминание так уж неприятно?
– Детство у всех счастливое, оно у всех лучшая пора. Потому что дальше – хуже. Крутить?
– Нет. Раз дальше – хуже, значит, и скелетов в шкафу больше. Мы договаривались поднять со дна всю горечь, так что ваш рассказ не засчитывается.
– Хорошо.
Сидор достал сигареты, закурил и без утайки выложил про жену-невидимку.
– Это я и так знаю, – вставила Зинаида, когда он сделал паузу, расплющив окурок в пепельнице. – Читала на сайте.
– А про измену? С моим начальником? – Сидор потянулся за новой сигаретой. – На корпоративной вечеринке, куда пришли с женами. Гадко вышло, пошло…
– Я поняла, подробности не обязательны. – Зинаида на мгновенье задумалась, кусая заусенец. – А вы отомстили?
– Кому? Ей? Или начальнику? Нужно было переспать с его секретаршей?
– Вроде того. Чтобы было не так обидно.
– Уравнять счет? Но семейная жизнь – не футбол, тут 1:1 бесконечно хуже, чем 0:0. А каждый гол забиваешь в свои ворота. Вращать?
Зинаида накрыла его руку ладонью:
– Не надо. Теперь моя очередь.
Уткнувшись в тарелку, она рассказала про раннее замужество, жизнь без любви, про свой роман с директором школы, про то, как коротает за тетрадями свой бабий век.
– Жизнь прекрасна, – закончила она, ковыряя вилкой овощной салат. – Только люди портят ее друг другу.
– Мы рождены для рая, а живем в аду, – вздохнул он – А где у вас гостиница?
– Недалеко, я покажу.
Дорога в два квартала заняла полдня, они то и дело останавливались, Зинаида садилась на чемодан Сидора, а он, возвышаясь над ней, говорил, говорил, говорил… И в его речи не было ни слова о работе. Мимо плыли прохожие, а номера на домах сменялись с частотой тысячелетий. Зинаида не узнавала родной город, ей казалось, что она в сказочном путешествии.
– Торопятся те, кто ищет, – прочитал ее мысли Сидор Куляш. – А мы ведь нашли?
Зинаида смущенно кивнула.
– Зайдите вечером, – обнадежили их в переполненной гостинице. – Возможно, номера освободятся.
На Зинаиде не было лица:
– Что же вы теперь, уедете?