– Ну, еще не все потеряно. До вечера есть время.
Зинаида проглотила слюну.
– Поймите, я бы вас пригласила, но у меня сестра с ребенком…
– Ну что вы, об этом не может быть и речи. А у вас бледный вид.
– Похоже, у реки немного простудилась.
И опять они шли, взявшись за руки, вдоль извилистой набережной, и опять Зинаида слушала Сидора, не замечая его неуклюжей, расплывшейся фигуры, похожей на знак доллара. Ветер трепал ее темные волосы, и она снова чувствовала себя студенткой, увлеченной лектором. «Встретила ревизора?» – прислала ей эсэмэску Степанида. «Встретила нечто большее», – ответила она. Степанида была заинтригована. Она тотчас оставила бесполезную грызню в Интернете с Модэстом Одинаровым и, нацепив черные очки, отправилась на розыски сестры.
– И род приходит, и род уходит, – изрекал Сидор Куляш, в очередной раз опустив на землю чемодан. – Мы вылезаем из пеленок, ходим в школу, учимся там всему понемногу, влюбляемся, создаем семью, заводим детей, которых норовим подбросить родителям, стираем их сопливые пеленки, водим их в школу, где они учатся чему-нибудь и как-нибудь, смотрим, как они влюбляются, заводят детей, которых норовят нам подбросить, и весь смысл этой суеты в том, чтобы не останавливаться и не задумываться: а в чем смысл всей этой суеты?
– Быть может, в мгновеньях счастья, – запрокинув голову, сказала с чемодана Зинаида.
Сидор Куляш осторожно поднял ее двумя пальцами за подбородок и поцеловал. Их обтекали прохожие, Зинаида стояла на цыпочках и обнимала Сидора, как жены после войны обнимают на вокзале мужей.
Эту сцену, спустив на нос очки, издалека наблюдала Степанида Пчель. Ахнув, она схватилась за сердце, потом ее рука скользнула в карман за пудреницей с мятым окурком, который красным сигналом SOS повис на губах. Сидор Куляш с ее сестрой уже исчезли за поворотом, а Степанида все стояла и курила, не замечая, что обжигает губы, вспоминала прошедшую жизнь и думала, что спела свою песнь, не зная слов. Ветер относил дым все дальше – мимо пыльной витрины булочной, улыбавшихся прохожих, протыкавших его своими носами, вниз к набегавшей волнами реке, где он исчезал, растворяясь в лиловом поднимавшемся мареве, и, глядя на него, Степанида остро осознала, что ей осталось лишь менять крашеные парики, искать утешения в вине и танцевать вальс в обнимку с собственной тенью, напевая вздорные слова собственного сочинения.
Время пролетело быстро, Сидор Куляш держал в голове совет подойти в гостиницу вечером, но им не воспользовался. Вечером он стоял в очереди, покупая билет на поезд.
– Один до Москвы? – подняла голову кассирша.
Сидор взглянул на Зинаиду.
– Давайте два, – решительно сказал он. Отойдя с билетами от кассы, взял Зинаиду под руку: – Я угадал?
Зинаида зарделась и чихнула. А через час поезд, глотая шпалы, отстукивал: «В Москву! В Москву! В Москву!»
Так Степанида Пчель, разрушив свое счастье, создала чужое. Сняв в прихожей очки, она долго смотрела в зеркало и видела в нем изможденную женщину, обреченную до конца дней на городские сплетни, интернет-троллинг и вечерний пасьянс. Потом она достала губную помаду и подписала под своим отражением на стекле: «У нее все было в прошлом, в котором ничего не было». Махнув рукой, Степанида прошла в комнату, склонилась к спящей дочери, на ангельском лице которой еще не проступили заботы, и неожиданно для себя тихо рассмеялась.
Был поздний вечер, но жара, измучившая всех в это злое лето, еще не спала. За окном чернели кусты смородины, двускатную крышу тихо скребли яблоневые ветки, которым на чердаке отвечали мыши. Зинаида Пчель отложила лист бумаги и, достав из ящика пепельницу, закурила. Уже месяц ее бил по утрам кашель, и, сокращая ежедневное количество сигарет, она дала себе слово курить, только закончив новый рассказ. Зинаида была нервной, рано увядшей учительницей русского языка и хваталась за сочинительство, как за соломинку в море одиночества. Лучшие годы Зинаида провела в забытом богом провинциальном захолустье, откуда в молодости выезжала только на учебу в университет, у нее никогда не было мужа, не было сестры с ребенком, не было романа с директором школы, она чахла от тоски и в интернет-группе присутствовала еще в двух образах: Степаниды и Аделаиды.
Докурив, Зинаида затушила сигарету в почерневшей пепельнице, перечитала рассказ и чуть не расплакалась. Он назывался:
«ТРИ СЕСТРЫ».
Бесы
Текучка в интернет-группах – явление обычное, и сообщество, основанное Олегом Держикрачем, не составляло исключения. Бывало, в него заскакивали, чтобы оставить один-два поста, на которые старожилы не обращали внимания, но случалось, что новички надолго в нем задерживались.
«Жирные коты, – оставил сообщение некто Афанасий Голохват, не соблюдая знаков препинания. – Да да нами правят жирные коты». Аватарой у него была гильотина, и это было его первое появление в группе.
«И они давно не ловят мышей», – поддержала его Зинаида Пчель.
Аделаида тут же оставила смайлик.
«Крысы, – уточнил Иннокентий Скородум. – Наверху сидят крысы».