Читаем В социальных сетях полностью

Афанасий Голохват чувствовал, что стучится в закрытую дверь. Он вдруг понял, что его занятие никому не нужно, а люди приспосабливаются ко всему, кроме перемен. Даже здесь, в группе, он хотел доказать свою правду, переделать, перековать ее членов, но вынужден был признать, что переделали его самого, посеяв сомнения, камня на камне не оставив от былой уверенности и задора. «Болото всех засасывает», – оправдывал он себя, но от этого было не легче.

«Масса живет сама по себе, ею правит темная, слепая воля, – точно услышав его мысли, написал Никита Мозырь. – Эта ее программа, которую она сама осознать не в силах, но которая ею движет».

«Бросьте философствовать, – ухмыльнулся ему смайликом Иннокентий Скородум. – Масса живет как ей сверху предпишут, сегодня по одним законам, завтра – по другим. А менять их бесполезно, ничего хорошего все равно не выйдет. Двое зашли в лес, а впереди болото. Один сразу повернул назад, а другой прежде весь вымазался и тоже вернулся. Кто же из них умнее?»

«Второй, – огрызнулся Афанасий Голохват. – Он хотя бы попробовал».

Он воткнул в уши плеер, пройдя на цыпочках мимо дремавшей консьержки, как обычно видевшей во сне зеленый лес, выскочил на бульвар, где совсем недавно шел восторженный, возвращаясь с «квартирника», и где еще раньше кормил голубей Модест Одинаров. «Какая революция? – смотрел он по сторонам на матерей с колясками и старика на лавочке, упиравшегося подбородком в трость. – Даже в группе не вышло, чего уж говорить». Сунув руки в карманы джинсов, хотя было совсем не холодно, Афанасий Голохват шагал по бульвару и думал, как дальше жить. «Может, он не так уж и не прав», – впервые без злости подумал он об отце, вспомнив его короткое, в одну строчку письмо: «Каждый человек – один на свете». Афанасий Голохват пообещал себе как можно скорее написать отцу, но в группу, где со всеми переругался, твердо решил больше не возвращаться.

– Куда прешь! – грубо толкнули его.

Афанасий Голохват не ответил. Он посмотрел по сторонам, по-иному увидев встречавшихся ему прохожих, их изможденные лица, опущенные плечи, и, сострадая, вздохнул:

– Бедные.

<p>Бедные люди</p>

Шел мелкий, противный дождь, когда Зинаиде Пчель исполнилось столько лет, что скрывать возраст стало уже бесполезно, и она из бесконечной дали посматривала на Степаниду и Аделаиду, которым не было и года. Невидимые, они сидели с ней за столом, образовав равносторонний треугольник, в центре которого было одиночество. «Мно-огая ле-ета, – запела Зинаида Пчель, задувая торт с бессчетным количеством свечей. – Пора на пенсию». Задуть все свечи ей не удалось, и последние она потушила слезами, вспоминая свою девичью косу, несбывшиеся мечтания и несостоявшееся замужество. «Школа проклятая, – повторяла она. – Всю жизнь сгубила». И тут вспомнила пост Никиты Мозыря: «А читать учат, чтобы легче обмануть. Неграмотному надо пощупать, а ученому напиши: «В результате выборов победил такой-то» – верит! Это лекарство спасет от всех болезней – опять верит!» Тогда ее страшно возмутило это пренебрежение к образованию, а теперь она улыбнулась и, протерев глаза фартуком, потянулась за ложкой. Как и многим женщинам, Зинаиде Пчель от всех бед помогало сладкое. Доев торт, размокший от соленых слез, она совершенно успокоилась. И одновременно с последним исчезнувшим куском приняла решение. «Самое время отрезать прошлое, – тихо улыбнулась она стульям, на которых должны были сидеть Степанида и Аделаида. – Жаль вас, кумушки, но пора начинать с чистого листа». Зинаида Пчель включила компьютер, зашла как администратор на сайт группы и, все так же тихо улыбаясь, уничтожила на нем все свои записи. Вместо них она отправила прощальный смайлик, выбрав для него

<p>Красный цветок</p>

Осень. Падают желтые листья, и по клавиатуре стучит одиночество.

«Может, мы осколки какого-то разбитого сосуда? – безысходно вопрошал Никита Мозырь. – Нас больше не собрать воедино, не склеить. Это на Ноевом ковчеге были все вместе, теперь каждый сам по себе. Почему? Болен мой город? Рушится страна? Гибнет мир? Может, потому мы, как песчинки, и исчезаем поодиночке, что не в силах собрать мозаику? Зачем Вселенной наша цивилизация, такая же холодная, как космос?»

Никита Мозырь поместил сообщение, зная, что ему не ответят: в группе он остался один и чувствовал себя как Лазарь, вернувшийся с того света.

Через неделю он сделал еще одну попытку. Заглянув в календарь, поздравил с днем рождения Модеста Одинарова. «Мы оба Скорпионы, – добавил он. – А это знак одиночества».

Перейти на страницу:

Все книги серии Знак качества

Чакра Фролова
Чакра Фролова

21 июня 1941 года. Cоветский кинорежиссер Фролов отправляется в глухой пограничный район Белоруссии снимать очередную агитку об образцовом колхозе. Он и не догадывается, что спустя сутки все круто изменится и он будет волею судьбы метаться между тупыми законами фашистской и советской диктатур, самоуправством партизан, косностью крестьян и беспределом уголовников. Смерть будет ходить за ним по пятам, а он будет убегать от нее, увязая все глубже в липком абсурде войны с ее бессмысленными жертвами, выдуманными героическими боями, арестами и допросами… А чего стоит переправа незадачливого режиссера через неведомую реку в гробу, да еще в сопровождении гигантской деревянной статуи Сталина? Но этот хаос лишь немного притупит боль от чувства одиночества и невозможности реализовать свой творческий дар в условиях, когда от художника требуется не самостийность, а умение угождать: режиму, народу, не все ль равно?

Всеволод Бенигсен

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Закон Шруделя (сборник)
Закон Шруделя (сборник)

Света, любимая девушка, укатила в Сочи, а у них на журфаке еще не окончилась сессия.Гриша брел по Москве, направился было в Иностранную библиотеку, но передумал и перешел дорогу к «Иллюзиону». В кинотеатре было непривычно пусто, разомлевшая от жары кассирша продала билет и указала на какую-то дверь. Он шагнул в темный коридор, долго блуждал по подземным лабиринтам, пока не попал в ярко освещенное многолюдное фойе. И вдруг он заметил: что-то здесь не то, и люди несколько не те… Какая-то невидимая машина времени перенесла его… в 75-й год.Все три повести, входящие в эту книгу, объединяет одно: они о времени и человеке в нем, о свободе и несвободе. Разговор на «вечные» темы автор облекает в гротесковую, а часто и в пародийную форму, а ирония и смешные эпизоды соседствуют порой с «черным», в английском духе, юмором.

Всеволод Бенигсен

Фантастика / Попаданцы

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза