В споре с Толстым. На весах жизни

Помимо того, что ниже Вы найдете в этом письме кое-какие «деловые» строки, я пишу Вам также и потому, что просто соскучился по Вас, мне кажется чем-то неестественным так долго не писать Вам. В самом деле, я говорю правду. И хотя я совершенно не уверен, увижу ли я еще когда-нибудь Вас в родной для Вас и в бесконечно милой для меня обстановке Ясной Поляны, с ее четырьмя прудами, белыми столбами, сиренью, «предками» в золоченых рамах и с ее великой могилой, – все-таки душою я не оторвал еще себя от этого мира, в котором провел последние 2 года и из которого непосредственно переселился в тюрьму¹. А возможно, возможно, что я – уже вечный из этого уголка изгнанник: какая-нибудь сибирская или другая северная деревушка могут навсегда заменить для меня и этот, и все другие уголки, которые я когда-либо знал. Я готовлюсь к этому. Скажу больше – готов к этому. – Все время, как я жил здесь, я чувствовал себя внутренно недурно, хорошо. В настоящее же время состояние мое особенно устойчивое: спокойное и радостное. Вы знаете, как любил Л. Н. поговорку: «fais ce que dois, advienne que pourra»². Мне кажется, что сознание мое действительно приблизилось к тому, о котором говорят и которое рекомендуют эти короткие слова. Да, пусть будет что будет. Исполняй только свой долг и в остальном полагайся на волю Божию. И эти слова – «воля Божия» – для меня и по сию минуту не только слова: в глубине души своей я чувствую присутствие Бога, свет Его любви меня питает. – Не скажу, чтобы я не жалел, напр<имер>, о том, что я уже не могу делать моих работ (их план, казалось, только-только развернулся передо мною). Ах, очень жалел! Но и эта жалость теперь почти вся в прошлом. Опять: «fais ce que dois, advienne que pourra!..» Жалел я и о работе над Вашей библиотекой. Что делать! М<ожет> б<ыть>, еще удастся мне ее кончить? Или уже эту почти доведенную до конца и требовавшую только более тщательной отделки работу кончит другой? Не знаю. – Между прочим, я думаю просить Толст<овское> об<щест>во, не поручит ли оно хотя бы кому-нибудь из своих членов-адвокатов защищать меня на суде². Это – единств. возможность приблизить срок моего возвращения к работам Об<щест>ва. И это хорошо бы выяснить поскорее, т. к. нам могут скоро вручить обвин<ительный> акт, а заявление в Суде о защитнике требуется сделать тотчас же. Как Вы посоветуете мне, Софья Андреевна: могу ли я с такой просьбой обратиться к Т<олстовскому> о<бществу>?

Как поживают Т<атьяна> Л<ьвов>на, Танечка, все Львовичи, Ал<ександра> Л<ьвов>на, Антонина Тихоновна? Всем шлю самый сердечный привет, хотя и боюсь, что Андрей Львович на меня сердится. – Как Ваше здоровье, Софья Андреевна, и как налаживается работа с рукописями? Участвуете ли Вы в ней сами? – В заключение маленькая просьба: будьте добры распорядиться, чтобы при случае кто-н<ибудь> из Ваших посланных в Тулу завез мне мое пальто и обе шляпы: в поддевке и в Вашей шапочке уже очень жарко.

Пока – прощайте!

Душевно преданный Вам Вал. Булгаков.

(Мне нужно, для ускорения обращения корреспонденции, писать так: г. Тула, жандармское управление, для передачи в тюрьму политическому заключенному Валентину Федоровичу Булгакову).

P. S. Не откажите в любезности прислать мне с К. Н. мое пальто и обе шляпы. В. Б.

46. В. Ф. Булгаков – С. А. Толстой

8 мая 1915 г. Тула

8 мая 1915 г.

Дорогая Софья Андреевна! Вашу открытку от 7 апр<еля> я получил только сегодня. На днях я послал Вам подроб<ное> закрытое письмо, а сейчас тороплюсь ответить на вопросы о библиотеке. 24-й шкаф описан весь, включая и 2 ниж<ние> полки. В ящик со всеми моими материалами и с книгами из разных шкафов можно поставить на места только описанные книги, а именно: В<еликого> К<нязя> Ник<олая> М<ихайлови>ча «Старец Федор Козьмич», сочинения Мультатули и учебник Смирнова «История Христ<ианской> Церкви». Остальные книги не описаны, мешать их с описанными было бы крайне нежелательно, описывать же их надо непременно по системе моей и Грузинского. М<ожет> б<ыть>, пока Вы найдете возможным оставить их в ящике? Когда выяснится мое дело и я увижу, что не смогу скоро вернуться

на свободу, я пошлю Грузинскому и Вам подробнейший отчет о том, на чем остановилась моя работа и с чего надо начать, чтобы ее продолжать! Нечего и говорить, как хотелось бы мне самому закончить дело описания библиотеки. Если же не смогу, сделаю все от меня зависящее, чтобы его мог лучше закончить другой: так, чтобы и печальный перерыв в работе никак на деле не отразился. Целую Вашу руку. Ваш В. Булгаков.

Как жаль умерших Кирюшу и Мишу. Ведь я знал их обоих.

47. С. А. Толстая – В. Ф. Булгакову

12 мая 1915 г. Ясная Поляна

Ясная Поляна, 12 мая 1915 г.