В споре с Толстым. На весах жизни

Много интересного и красивого нашел я и внутри храмов, но не это поражало, а поражало соседство храмов на холме. Вот – сила архитектуры. А ведь простая вещь: поставили оба храма рядом. Почему бы второй по времени из них не построить отдельно, на какой-нибудь другой площади? Но… вмешался гений. В голове его пронеслось волшебное видение. Гений сказал свое слово, и мечта его была воплощена в дереве и камне… Видение его стало доступно и нам… Автор построения двух храмов на холме в непосредственной близости друг от друга давно сгнил в могиле, а осенившая его голову идея живет и радует нас и по сей день.

* * *

Мне непонятно, как это Л. Н. Толстой, посетивший Париж с Notre Dame, Вену с собором Св. Стефана, Брюссель с церковью св. Гудулы, Лондон с парламентом, – эти и другие западноевропейские города с их замечательными памятниками человеческого строительства, которыми и я, грешный, имел счастье восхищаться, – почему он нигде, ни в своей книге об искусстве, ни в романах, ни в рассказах, ни в письмах, ни в дневниках не описывает их и, по большей части, даже не упоминает о них, как будто, проходя мимо, он и не видал единственных в своем роде, грандиозных и прекрасных созданий человеческого гения! Почему?

Или он был занят другими вопросами (в частности, школьным) и у него не хватило непосредственного внимания и интереса к шедеврам архитектуры, чтобы постараться оценить, понять и изучить эти шедевры? Или, наоборот, он признал их безоговорочно и безусловно, так что и распространяться об этом не находил нужным? Мы не знаем.

Впечатления от Версаля, Лувра отмечаются Львом Николаевичем, но бегло и без углубленного их анализа. Этого, конечно, мало – мало от него, как писателя.

* * *

Об одном шедевре гражданской архитектуры, который определенно нравился Л. Н. Толстому, нам известно: это – здание Румянцевского музея (нынешней Гос. Библиотеки имени В. И. Ленина) в Москве. Толстой даже говаривал, что когда он шел из своего Долго-Хамовнического переулка в центр города, то переживал последовательно два архитектурных впечатления: одно – отрицательное и другое – прекрасное. Под первым он разумел храм Христа Спасителя, неудачное создание архитектора Тона в «русском стиле», другое – баженовский Румянцевский музей.

Оценки обоих сооружений – совершенно точны. Но остается все-таки необъяснимым недостаток внимания Толстого к высоким созданиям западной архитектуры.

* * *

Культура может быть и духовной, и материальной. Но почему она не должна быть и той, и другой?! Должна. Но только надо заботиться, чтобы внешняя, материальная культура не стала целью самой по себе и не задавила, не заглушила культуру духовную, как это бывает в капиталистическом обществе у разбогатевших невежд (Гордей Карпыч Торцов в «Бедности не порок» Островского тоже заводил в своем доме «культуру»!). Но нет нужды также презирать материальную культуру, когда она создается трудовым человечеством для себя же. Уже самый труд культурных людей является достаточной гарантией, что тут не дойдет дело до гипертрофии и до вырождения культурности. Возвращаться же к первобытному долмену (я знал на Кавказе одного «толстовца», жившего в долмене), отказываться от книг и от железных дорог человеку нет надобности: облегчение внешней жизни должно содействовать духовному развитию. Скажем так: как и все наше призвание и вся жизненная задача, культура должна быть единой, духовно-материальной.

«Культура обратится в культ Бога и Земли», – мечтал поэт и философ Вячеслав Иванов. «Так будет, дорогой друг, – писал он, – хотя и нет еще знамений такого обращения»¹⁰⁹.

Верю, верю и я вместе с Вяч. Ивановым, что так будет.

VI. Государство

«Когда-то правительство являлось необходимым и меньшим злом, по сравнению с тем, какое происходило вследствие беззащитности человека среди организованных соседей, но сегодня правительства стали ненужным и гораздо большим злом, по всему тому, что проделывают они с своими народами», – говорит Л. Н. Толстой в своей статье «Патриотизм и правительство»¹¹⁰.

«Теперь уже нет особенных насильников, от которых государство могло защищать нас», – добавляет Лев Николаевич в своем сочинении «Царство Божие внутри вас»¹¹¹.

На этом основывает Толстой свое учение о государстве или, вернее, о безгосударственности. Люди стали хорошими, непрерывно совершенствуясь в течение двух тысяч лет с тех пор, как появилось христианство. Государство больше уже не нужно им.

Ах, как ошибался Лев Николаевич! Как он идеализировал человека! И как хорошо, что из могилы своей он уже не видел, какие бури пронеслись над человечеством со дня его кончины 7 ноября 1910 года! Не видел хотя бы тех 70 немецких трупов, которые гитлеровцы, заняв Ясную Поляну, захоронили вокруг его могилы… вокруг того священного холмика, на котором он, в детстве, с братом Николенькой, закапывал благословенную «зеленую палочку» с написанным на ней законом любви.