В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Во время наших предыдущих обсуждений Йодль просил меня провести более детальное исследование «форм взаимодействия с Францией». Я сказал, что в качестве первоосновы наших взаимоотношений «необходимо продемонстрировать Франции, что переход на нашу сторону будет служить ее собственным национальным интересам». Это с самого начала исключило бы что-то иное, кроме ее пассивного сотрудничества в войне против Британских островов; с другой стороны, на мой взгляд, безопасность и сохранение Французской колониальной империи были бы в интересах обеих стран. Договор о перемирии следует интерпретировать так, что он служит этой цели, и мы не позволим себе злоупотреблять вниманием к итальянцам, которым одновременно были сделаны специальные предложения. Таковы были военные замыслы, но в последующие недели, как до, так и после встречи Гитлера с маршалом Петеном, «колючие политические вопросы»[116], возникшие в связи с таким курсом, посыпались со всех сторон и еще больше выдвинулись на передний план. Время от времени итальянцы заверяли нас, что не возражают, но на самом деле они понимали, что любое примирение между Германией и Францией поставит под угрозу их собственные военные планы, и потому сопротивлялись; Риббентроп поддерживал их. В этой связи маршал Петен якобы сказал, хотя тогда мы об этом не знали: «Шесть месяцев уйдет на то, чтобы обсудить, и еще шесть месяцев, чтобы забыть это». Кейтель считал себя блюстителем соглашения о перемирии, которое носило его имя; поэтому он энергично поддерживал мысль Гитлера о том, что «если будет достигнуто какое-то соглашение с Францией, то оно должно содержать дополнительные условия, сверх тех, что были заложены в мирном договоре». Посему многообещающие формулировки в директиве № 18 потеряли в основном свое значение еще до появления самой директивы.

Между тем меня выбрали в качестве помощника посла Абетца на переговорах с французами в Париже. (Позднее стало ясно, что выбрали не столько из-за моего зарубежного опыта и знания французского языка, сколько из-за того, что с моим званием и должностью обеим сторонам было проще отмахнуться от меня.) Я много раз убеждал Йодля, что желательно «благородное решение»; я также подчеркивал, что мы должны руководствоваться одним принципом «сейчас не время для полумер». Тем временем Кейтель укреплял Гитлера в решимости «вести переговоры с Францией только шаг за шагом». Я обращал внимание на то, что «это не будет способствовать германским стратегическим интересам; это до греческих календ отсрочит тот момент, когда в Африке появятся базы для ведения войны против Англии; нельзя надеяться на согласие Франции с требованиями Германии восстановить мир и порядок в африканских колониях, и еще меньше надежд на то, что она действительно будет сотрудничать с нами в борьбе против Англии в обозримом будущем».

Несмотря на все мои возражения, последней инструкцией Гитлера своему военному представителю стал просто приказ «занять рецептивную позицию».

Первая встреча с французами происходила в германском посольстве в Париже 29 ноября; атмосфера была легкой и непринужденной, и мы вели переговоры абсолютно на равных – факт удивительный, если учесть, что менее полугода назад стороны находились в состоянии войны. Французов представляли главнокомандующие армией и флотом генерал Хунцигер и адмирал Дарлан вместе с офицером штаба ВВС, который появился в парадной форме. Показательным для атмосферы переговоров был, например, такой факт, что на одной из встреч генерал Хунцигер, с типичным французским остроумием и восприятием исторических событий, заметил, что во время войны 1870 года встречались французский генерал с немецкой фамилией Вимпфен и немецкий генерал с французской фамилией Верди дю Вернуа, и ныне история повторяется. К великому моему удивлению, я узнал, что, кроме этих персон, присутствовал и заместитель премьер-министра Пьер Лаваль. Вскоре стало ясно, что они с Дарланом являлись главной движущей силой. Хунцигер явно намеренно осторожничал и предложил рассмотреть только перспективные проблемы, касающиеся удаленных районов Северной Африки; но я, нарушив инструкции, поставил вопрос об усилении оборонительных мер для территории французской Северо-Западной и Западной Африки, которые с военной точки зрения казались мне ближайшей и самой неотложной задачей военного сотрудничества с Францией. В плане стратегии эти территории обеспечивали защиту слабого южноевропейского фланга; расположенные за пределами британской блокады, они имели и большое экономическое значение. Лаваль и Дарлан поняли эту точку зрения и были вполне готовы вести обсуждение.