В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

«Он [Гитлер] выбрал для себя цели и твердо стоит на своем, не считаясь с возможными действиями противника и не принимая во внимание другие точки зрения. Это означает, что фон Боку придется отдать свои танковые группы и двигаться на Москву с одной пехотой. В любом случае в данный момент фюрер не проявляет интереса к Москве, только к Ленинграду».

Когда Браухич вернулся из поездки на фронт, единственное, что он сделал, – так это позвонил Кейтелю и заявил, что указание Гитлера в ближайшем будущем осуществить невозможно, поскольку «не выполнены необходимые предварительные условия». Этим он достиг еще меньших результатов, чем Гальдер.

Но через несколько дней и самому Гитлеру пришлось изменить свои намерения, потому что Красная армия усиливала сопротивление почти по всей линии фронта и танковые и моторизованные части остро нуждались в передышке для восстановления сил. Произошло это лишь после «длительных и порой ожесточенных споров с армейскими командирами по поводу упущенных возможностей окружить противника». Более того, Гитлер начал теперь все больше забирать в собственные руки командование операциями. Он заявил: «Крупномасштабными победами русских не разгромить, потому что они просто не признают, что побеждены. Поэтому мы должны громить их по частям в ходе мелких тактических операций». Гальдер готов был согласиться, что в оценках Гитлера, видимо, есть доля истины, но тем не менее он записал: «Для меня такой ход мысли как предвестие конца мобильных операций, которые мы вели до сих пор»; он даже считал, что замаячил призрак позиционной войны. Именно тогда Гальдер понял, что Гитлер «просто отверг его аргументы в пользу Москвы, не приведя против них каких-либо реальных доводов»[160].

Йодль, как всегда, был единственным представителем штаба оперативного руководства ОКВ, присутствовавшим во время этих переговоров с командованием сухопутными войсками. И в ходе самих дискуссий, и в последующих беседах наедине с Гитлером он явно искал слабое место и использовал каждую возможность, чтобы вставить слово в пользу удара на Москву. Его доводы основывались не на важности захвата вражеской столицы, а на убежденности в том, что только там можно было встретить и разгромить значительные силы противника. Гитлер противопоставил этому аргументу аргумент экономического характера, состоявший в том, что важно как можно скорее «прибрать к рукам» промышленный район и залежи каменного угля Донецкого бассейна, а также нефтяные промыслы Кавказа. Но буквально на следующий день, видимо под влиянием неблагоприятных донесений с центрального и северного участков фронта, он неожиданно проявил готовность отказаться от крупномасштабных операций на юге.

Итак, вечером 28 июля Гальдер снова яростно выступал перед своим главнокомандующим против «абсурдности назначенных операций, которые приведут к распылению наших сил и остановят решающий удар на Москву». Между тем мы в штабе оперативного руководства были настроены веселее и усиленно трудились над документом, подтверждающим изменение планов Гитлера, – новой директивой № 34. Введение к ней гласило:

«Развитие обстановки в последние несколько дней, появление более многочисленных сил противника на линии фронта и у флангов группы армий «Центр», ситуация со снабжением и необходимость дать 2-й и 3-й танковым группам около десяти дней на пополнение частей вынуждают нас отложить на время осуществление дальнейших задач и целей».

Далее в пунктах директивы говорилось, что обе группы армий, «Север» и «Юг», должны сейчас обходиться собственными силами, а группа армий «Центр» сохранит все свои танковые соединения, но постепенно должна перейти к обороне. Гальдер записал по этому поводу:

«Это решение означает, что все мыслящие военачальники свободны теперь от страшной угрозы последних дней, когда казалось, что из-за упрямства фюрера застопорится вся Восточная операция. Наконец снова хоть какой-то свет на горизонте!»[161]