В сторону Новой Зеландии

Ландшафт утратил ухоженность. Разбитые дороги нуждались в ямочном ремонте. Впрочем, и количество транспорта, равно как и его качество, существенно снизилось, о чем свидетельствовала очередь на конечной остановке автобуса. Разноцветные лодки и яхты исчезли из порта; теперь там стояли на приколе два катера пограничной службы. Я вошел во вкус. Я наделил обитателей острова особой приблатненной пластикой и пугливо-настороженной мимикой (изменение мимики в России 20-х отметил в дневнике Чуковский). Разумеется, я опустошил магазины, ободрал особняки, а в некоторых даже расколошматил стекла, забив окна фанерой от дождя и ветра. Перголы, увитые виноградом, – на хер. Кроликов – тоже. Дальше – больше. Я решил, что на фоне общего оскудения в постоянном дефиците – велосипедные ниппели и рыболовная плетеная леска, особенно диаметром 0,3 и 0,4 мм. Просто так, без объяснений. А если редкий заморский гость в придачу привозил банку-другую сгущенки, у хозяйки увлажнялись глаза, и драгоценность пряталась до Рождества. (Последнее время обрюзгшая власть сквозь пальцы смотрела на приверженность островитян религиозным пережиткам.)

Название Villa Jovis вышло из обихода. Теперь говорили коротко “Вилла”, но обычно вполголоса и в новом контексте: “На «Виллу» захотел?”, “«Вилла» по тебе плакала”, “По сравнению с девяностыми «Вилла» – дом отдыха”. Разносчики слухов врали, что “Тибериево сальто” функционирует от случая к случаю. Красавица Мелания уже не несла вечерами вздор в открытом кафе на Пьяцетте. И спортивный бой-френд Марио уже не заказывал ей коктейль с вишенкой. Теперь именно в эти часы в аляповатом гриме и в убого-шикарной одежонке девушка пугливо топталась около валютной гостиницы Quisisana и называла интуристам, релаксирующим отцам семейств в летах, стоимость за час и за ночь. Марио был в курсе, но помалкивал: они копили на скутер. Товарки Мелании, которым меньше повезло с красотой, окучивали что-то в горах. Курортная жизнь била ключом: отмечался наплыв русских, которым нравилось на отдыхе почувствовать себя наконец настоящими белыми людьми. Согласно опросу ЮНЕСКО, 87 % островитян считали себя счастливыми. И наверняка большинство из них не лукавило.

Котов и коноплянок я, так и быть, оставил как есть. Возгласы “Мозамбик, Мозамбик” по-прежнему оглашали окрестности в урочный час.

Напоследок я дисциплинированно съездил в Анакапри. Делал айфоном подслеповатые снимки церквей и церковных мозаичных полов, дублируя на “три с минусом” высококачественные фотографии путеводителя, заодно щелкнул и себя в кривом придорожном зеркале – лавры Ван Эйка не дают мне, видать, покоя. С холодом в паху плавно и долго взмывал на хлипком подъемнике на главенствующую вершину, название которой не помню. И стоял там, на ветру и солнце, вперясь взглядом в средиземноморскую даль, и думал, что никогда не привыкну к тому, сколько всего на свете происходит одновременно.

Именно сейчас среди сугробов-торосов с желтоватым налетом спешат норильчане по своим делам и прикрывают лица варежками от ядовитых выбросов промышленности; жмурится застекленная терраса нашей дачи под мартовским солнцем в снегах Рузского района; складывается на глазах у изумленной публики чуть ли не всемеро и умещается в обычный аквариум атлет негр в Централ-парке. А я вот, собственной персоной, – здесь. А ведь есть еще Африка…

Наутро я сдал ключи и уехал. Все.

2013

Экскурсия в Африку (2015)

“Вдоль по Африке гуляют…”

Корней Чуковский

Наконец-то велели пристегнуть ремни и поднять шторки, и самолет зашел на посадку, и внизу показались горы в закатном освещении – хребты и гребни, отбрасывающие исполинские тени. Быстро темнело.

Всегда хотелось путешествовать. И здесь мне не в чем себя упрекнуть: пока границы были заперты, я немало поездил по одной шестой суши, а когда сделались доступны и оставшиеся пять шестых, своего не упускал. Разумеется, географическая моя страсть, как и прочие, с годами пошла на убыль, но в память о былом энтузиазме я все еще легок на подъем. Теперь, значит, Марокко.

После знакомого “букета” холодной московской осени и шести часов дистиллированного воздуха в салоне самолета, в Агадире сразу по выходе из аэропорта резко пахнуло солью, йодом и какой-то теплой прелью – океаном, говоря попросту. Я вспомнил, что по ту сторону Атлантики, в Гаване, похожий запах.

Красавец сотрудник турфирмы улыбнулся, потупился и сказал на хорошем русском, что запомнить, как его зовут, будет нетрудно, поскольку он тезка – и произнес имя известного международного головореза.