В стране чайных чашек

Как только они выбрались на плоскую крышу, Бита легла на спину и уставилась в усыпанное звездами небо.

– Знаешь, когда мы были маленькими, я всегда думала, что ты когда-нибудь станешь великой художницей.

– Я тоже так думала, – ответила Мина не без горечи.

В последнее время она особенно жалела, что забросила живопись, что сдалась и разочаровала своих друзей – таких как Бита. Ей не терпелось объявить всем, что она больше не намерена бегать от того, что любит больше всего на свете. А еще она хотела, чтобы Бита ею гордилась. Да, она еще докажет, что действительно готова серьезно заниматься искусством, отдавать ему всю себя. Она пойдет до конца, чего бы это ни стоило.

– Знаешь, Бита, – сказала Мина, опускаясь на крышу рядом с подругой, – я больше не могу откладывать… Нужно быть честной с собой. Мое призвание – живопись, а все остальное – это так, ерунда. Обстоятельства. Клянусь, когда я вернусь в Америку, я брошу все и начну писать картины.

– Что именно ты собираешься бросить?

– Бизнес-школу. Все эти финансы, бухгалтерию, банковское дело, теорию управления и прочее. Они были мне не по душе с самого начала, я пошла туда только ради матери. Кроме того, я смертельно устала от той двойной жизни, которую мне сейчас приходится вести. Днем я учусь рассчитывать прибыли, а по ночам мечтаю о красках и холстах. Художник в бизнес-школе!.. Абсурд!

Бита промолчала. Она по-прежнему лежала на спине и смотрела на звезды. Наконец она сказала:

– Странно, что ты употребила это выражение…

– Какое?

– Двойная жизнь. Помнишь вечеринку у меня на квартире? Какие танцы мы тогда танцевали, какую музыку слушали! Мы просто отрывались – я и мои друзья. В своей квартире я – отвязная девчонка, но в городе просто еще одна девушка в чадре, которая не смеет и рта раскрыть. Вот это и есть двойная жизнь. За закрытыми дверьми и задернутыми шторами одна жизнь, на улице – другая. И я не одна такая. Многие из нас в разговорах с друзьями говорят одно, а на публике – другое, потому что, если мы выскажем все, что́ думаем на самом деле, нас арестуют. Но, Мина-джан… Твоя бизнес-школа и твоя живопись – разве это двойная жизнь? Это… просто жизнь.

Мина молча смотрела на ночные огни. Взгляд ее перебегал с крыши на крышу, и она думала о всех тех людях, которые там жили, – о том, что́ они видят, что слышат, что говорят друг другу.

– Послушай меня, Мина, – продолжала Бита. – Мне кажется, ты должна довести начатое до конца. Разве ты не понимаешь? Ты не здесь, ты – там, и ты свободна. Я поняла: ты хочешь бросить учебу в бизнес-школе, но зачем? Этого я не понимаю. Бери краски и кисти и рисуй, если хочешь. Только не пренебрегай возможностями, которые дает тебе Америка. Твоя учеба…

– Я просто не хочу тратить время зря.

– Насчет этого я тоже могу кое-что тебе сказать, Мина-джан. Я состарюсь здесь, но я не перестану бороться. Пусть со стороны моя борьба кажется смешной и ничтожной, но я не сдамся. Я буду бороться столько времени, сколько потребуется. Если понадобится, я готова выйти на улицы вместе с другими протестующими и погибнуть, но… Кто знает, сколько лет пройдет, прежде чем моя страна снова станет свободной? Быть может, мы с тобой доживем до этого счастливого времени, быть может – нет, но это неважно. Твоя жизнь не здесь – там! У тебя есть возможности, и ты должна использовать их на полную. – Бита резко села. – Кто сказал, что ты должна быть либо художником, либо менеджером финансовой компании? Одно не отменяет другого. Будь и тем, и другим!

Бита встала в полный рост и, подойдя к самому краю крыши, облокотилась на невысокое ограждение. Когда она снова заговорила, ее голос звучал совсем тихо.

– Сделай это для меня, Мина. Стань всем, кем сможешь. Рисуй, управляй бизнесом. Делай то, что должна. Обещаю, что на этот раз я не пропаду – я буду писать и звонить. Я буду бороться здесь, ты – жить свободной жизнью там.

Ее рука скользнула по ограждению.

– Время от времени я поднимаюсь на крышу нашего дома. Он выше большинства домов в Тегеране, и оттуда звезды кажутся ближе. Я стою там и кричу, кричу изо всех сил. Я обращаюсь к Аллаху, к другим богам, ко всем, кто способен услышать, – ко всему миру. Пожалуйста, кричу я, прошу вас, услышьте нас, услышьте меня!.. – Бита повернулась к Мине, и та увидела, что глаза подруги полны слез. – Думаешь, я не понимаю, что живу двойной жизнью и что вечеринки, которые я устраиваю, – это от внутренней пустоты? Если бы у меня была хоть капля истинной свободы, я бы не думала ни о каких вечеринках, я бы просто жила! Это же счастье – ходить по улицам, говорить что думаешь, быть собой. Быть свободной. – Бита говорила негромко, но убежденно. – Иногда мне кажется, что бог лучше слышит тех, кто живет в Америке, как ты… Именно поэтому я и говорю тебе: ни в коем случае не бросай свою бизнес-школу. Возвращайся в Нью-Йорк, рисуй, получай диплом, работай, выходи замуж, рожай детей… и живи! Не останавливайся, иди вперед, и тогда все получится. Нас не задушить, правда?