В стране чайных чашек

И все же она скучала по Парвизу. Все эти годы в Америке ей не хватало Ирана, а теперь, когда она оказалась здесь, все вокруг напоминало Дарие о муже. Он, конечно, тоже был бы рад снова повидаться с родственниками, с друзьями, соседями. Он часами просиживал бы с Ага-ханом за кухонным столом и говорил, говорил… С дядей Джафаром Парвиз спорил бы о музыке и философии, как бывало когда-то. Да, ей очень не хватало его громкого голоса, и даже его методики самопомощи, которые Дария в глубине души считала чушью, не вызывали в ней былого раздражения. По правде говоря, она была бы только рада, если бы Парвиз оказался сейчас рядом с ней, пусть даже он каждые десять минут проделывал бы эти свои глупые прыжки «звездочкой», в которых, как она теперь понимала, отражалась его активная, целеустремленная, непоседливая, постоянно стремящаяся к новым достижениям натура. Если разобраться, решила она наконец, нет ничего странного, что в Иране буквально все напоминает ей о нем. Разве они не были здесь счастливы? Разве не здесь прошла их молодость?

Прошлого не изменишь, сделанного не воротишь. Она сама любила повторять эту мудрость при каждом удобном случае, и все же ей казалось, что свершившееся, оставшееся в прошлом, продолжает влиять на настоящее и определяет будущее. Они с Парвизом вместе вырастили троих детей. Вместе они отправились в чужую страну, вместе начали строить новую жизнь. Парвиз стал ее частью, но произошло это здесь, на родине, по которой она скучала.

Из всего этого Дария сделала неожиданный, но закономерный вывод. Ей нравилось внимание, которое проявлял к ней Сэм, нравился его спокойный характер, нравились их разговоры во время перерывов, но она была уверена, что дальше этого дело не пойдет. Никогда. И еще Дария знала, что никогда не желала ничего такого.

Она так глубоко ушла в свои мысли, что, налетев на группу женщин в чадрах, машинально пробормотала «Извините!» по-английски. Женщины, нахмурившись, подались куда-то в сторону, а Дария с грустью подумала о том, что за пятнадцать лет ее инстинкты и рефлексы стали во многом американскими. Даже родной язык, который она впитала с молоком матери, изменил ей, хотя она считала, что этого никогда не произойдет.

Что с этим делать, Дария не знала. Оставалось только примириться, и она примирилась. А примирившись, сосредоточила все внимание на том, чтобы, пробираясь к выставленному в витрине одной из лавок серебряному чайному сервизу, больше ни с кем не сталкиваться.

Потом она заметила Мину, бредущую к ней по одной из торговых улиц рынка, и почувствовала, как на нее нахлынуло беспричинное счастье. Вот идет ее дочь, которая сама не сознает, как она красива, которая не понимает и, вероятно, никогда не поймет, как сильно мать ее любит, и которая представления не имеет, до какой степени ее, Дарии, мир изменило одно только присутствие в нем Мины.

А кроме всего прочего, Мина была их с Парвизом дочерью.

Двинувшись ей навстречу, Дария взяла Мину под руку.

– Вот и ты! – сказала она радостно. – Идем выпьем чаю. Только ты и я, вдвоем. Хорошо?

Дарии очень хотелось, чтобы Мина в полной мере оценила красоту старинных зданий, чтобы она ощутила ее всем сердцем, оценила ее вкус, но времени у них оставалось не так уж много. С площади они отправились в чайхану у Моста тридцати трех арок, которую Дария помнила еще по прежним временам. Вход в нее находился под мостом, стертые ступеньки вели в уютный зал, где подавали чай. К огромному облегчению и радости Дарии, чайхана совсем не изменилась. Клиенты, сняв обувь, сидели на персидских коврах, опираясь на красные и темно-бордовые бархатные подушки. Некоторые мужчины курили кальян, женщины обходились чаем. Показывая Мине, где оставить обувь, Дария с отвращением вспомнила бултыхающиеся в чуть теплой воде чайные пакетики, которые подавали в Штатах вместо чая. Здесь, разумеется, не могло быть ничего подобного. Здесь они получат настоящий отборный чай, купажированный в правильной пропорции и заваренный по всем правилам. Когда чай настоится, его нальют в стеклянные стаканчики и подадут с колотым сахаром. Сахар нужно зажать в зубах и втягивать через него чай, чтобы он медленно таял во рту.

Они сели, и Дария сделала знак официанту.

Когда принесли чай и два блюдца с белоснежным рафинадом, Дария решила, что настал самый подходящий момент, чтобы расспросить Мину поподробнее.

– Итак, – начала она, деликатно откашлявшись, – ты полюбила? Ты влюблена? – Для своих вопросов Дария использовала персидские слова, которые встречались в поэтических текстах: эшг – любовь, ашег – влюбленный.

– Что-что? – Рука Мины с камарбариком замерла на полпути к губам.

– Только не надо притворяться, я отлично вижу, когда девушка влюблена. Особенно если эта девушка – моя дочь. И мне кажется неправильным, что я почти ничего о нем не знаю. О, мне известно, что у него отличные зубы, но ведь это почти ничего не значит, правда?

– Ты знакома с его братом, – ответила Мина. – Ты составила на него настоящее досье, начертила график и все подсчитала. Ты знаешь, из какой он семьи…