В стране чайных чашек

Воодушевленная похвалами братьев, Мина показала рисунок отцу.

– Вах! – воскликнул Парвиз и даже попятился, притворяясь потрясенным до глубины души. – Это чудесно! Чудесно!

Мина только головой покачала. Точно так же отец реагировал, когда Кайвон с невероятной точностью копировал гнусавый голос зеленщика с рынка или когда Хуман показывал ему свои домашние задания по биологии. Тот же самый несколько преувеличенный восторг он выражал и когда Дария ставила на обеденный стол блюдо с подрумяненным, хрустящим тахдигом или, готовясь к приходу гостей, надевала новое платье. Иногда Мине даже казалось, что отец пребывает в состоянии постоянного восхищения талантами своих домашних.

Дария была более сдержанной. Взяв в руки рисунок дочери, она поднесла его к настольной лампе, как человек, который рассматривает только что проявленную фотопленку.

– Понятно, – проговорила она и, отложив рисунок в сторону, ненадолго исчезла в спальне. Вскоре она вернулась, держа в руках простую картонную папку. Вооружившись фломастером, Дария написала на одном из вкладных конвертов «Мина, 8 лет» и положила рисунок туда.

Спустя несколько недель папка заполнилась, и Дария купила еще одну. Папки она аккуратно складывала в ящик ночного столика в их общей с Парвизом спальне.

Мине нравилось знать, что папки лежат там, где им ничто не грозит. По крайней мере, мать не использовала ее рисунки в качестве бумаги для заметок, не царапала на их обороте карандашом «молоко, баклажаны, огурцы» и не совала второпях в сумку, чтобы выбежать в зеленную лавку на другой стороне улицы прямо в домашних тапочках, как поступала иногда мать Биты.

– А кого ты рисуешь чаще всего? – как-то раз за завтраком спросила у Мины мать.

– Наследного принца. Я выйду за него замуж, – ответила она. – Ну, когда вырасту…

За столом они были вдвоем. Кайвон и Хуман уже ушли в школу, Парвиз дежурил в больнице, а их домашняя прислуга Зухра подметала мокрым веником дорожку перед крыльцом.

– Когда ты вырастешь, ты должна выйти замуж за человека, которого полюбишь всем сердцем. Это самое важное. Но это нельзя спланировать. Это просто случается с тобой – и все, – сказала Дария, делая глоток крепкого сладкого чая.

Мина серьезно кивнула. При ярком утреннем освещении карие глаза матери приобрели необычный оттенок, напомнивший ей светло-зеленую краску из ее нового набора для рисования.

– А теперь беги, не то опоздаешь в школу, – сказала Дария и встала.

В кухню, по обыкновению тяжело вздыхая, вошла Зухра с веником в руке.

– Ох, госпожа, как спина-то болит! Так и стреляет, так и стреляет! Чую я, этот ревматизм сведет меня в могилу. Да и пальцы у меня совсем скрючились, вот смотрите… А как я кашляю! Говорят, городская пыль очень вредна для легких! О Аллах! За что ты послал мне такую участь?! Если бы мои прапрадеды не потеряли все свое состояние, мне не пришлось бы теперь идти в услужение. Я была бы настоящей дамой и целыми днями ничего не делала, а что вместо этого?.. Мету крыльцо у хороших людей. Ах, судьба моя, враг мой!

– Выпей чаю, Зухра-джан, да посиди немного, дай ногам отдохнуть, – спокойно предложила Дария. Все они давно привыкли к постоянным жалобам домработницы. – Мина, ты еще здесь? А ну, марш в школу! И не забудь, сегодня после обеда мы идем в «Книжный город».

Мина порывисто обняла Зухру, которая, позабыв о своих немощах, сидела за столом, с довольным видом посасывая кусочек рафинада. Потом она схватила свой школьный рюкзачок и вслед за матерью выбежала за дверь. «Книжный город»!.. Там продавались лучшие книги, лучшая бумага и лучшие наборы цветных карандашей, фломастеров и красок. Мина часами могла рассматривать огромные жестяные коробки со швейцарскими карандашами и бесчисленные тюбики с масляными красками всех цветов и оттенков. Они были такими яркими, такими соблазнительными, что ей хотелось схватить их и рисовать, рисовать без конца.

Тогда Мина еще не знала, что никогда больше не попадет в «Книжный город». Десять дней спустя ни о каких поездках в центр города уже не могло быть и речи.

– Ну, пожалуйста, поедем! – упрашивала Мина, одной рукой прижимая к груди свою крошечную сумочку со Снупи, а другой – протягивая матери ключи от машины. – Поедем, а?..

– Нет, Мина-джан.

– Ну почему-у?

– Это опасно. В городе демонстрации.

Именно в этот момент Кайвон и Хуман промаршировали через гостиную. Они старались идти в ногу и, вздымая вверх кулаки, дружно выкрикивали:

– Смерть шаху! Долой монархию!

У Мины отчего-то засосало под ложечкой. Она ничего не понимала.

– Вы уже сделали домашнее задание? – прикрикнул на сыновей Парвиз. – Прекратите валять дурака и идите заниматься.

– В этом доме мы не будем говорить о монархии и политике, – добавила Дария.

Братья Мины нехотя потянулись в комнату, а Парвиз рухнул в кресло. Его лицо было усталым и хмурым. Дария смотрела в окно, но взгляд ее был расфокусированным и каким-то безжизненным.