Протесты на улицах продолжались несколько месяцев. Возвращаясь домой из больницы, Парвиз выглядел очень расстроенным, да и новости, которые он приносил, были тревожными. Там протестующие сожгли кинотеатр, там толпа ворвалась в банк. Дария выслушивала его молча, Кайвон и Хуман свистели и улюлюкали. Чем больше проходило времени, тем сильнее они чувствовали себя пленниками в собственном доме, из которого им разрешалось выходить только в школу или в ближайшие магазины.
Страшное слово первой произнесла Дария. Передавая Мине тарелку жареных баклажанов в томатном соусе, она сказала:
– В стране революция, Исламская революция.
Мина еще никогда не слышала этого слова и не знала, что оно означает, но в том, как оно звучало, ей чудилось что-то грозное.
Как-то вечером Мина упрекнула братьев за то, что они плохо говорят о шахе. Ей очень не нравилось, когда они выбегали в гостиную, изображая толпу демонстрантов. Братья, впрочем, не обратили на нее никакого внимания и продолжали маршировать по ковру, громко скандируя подслушанные на улице лозунги. В конце концов Мина не выдержала и попыталась их побить, и вскоре все трое с воплями катались по полу. Никто не заметил, как в дверях появились родители. Некоторое время они молча смотрели на дерущихся детей, потом Парвиз рявкнул:
– А ну-ка хватит! Прекратить!
– Они ругают нашего шаха! – пожаловалась Мина.
– Посмотрите-ка не нее! – Хуман медленно поднялся с пола. – Ей всего восемь, но ей уже промыли мозги!
Кайвон молча вытирал разбитый нос, из которого текла кровь. Она расплывалась по губе и капала с подбородка.
– Живо в ванную! – скомандовал отец. – Оба!
И, подталкивая перед собой обоих отпрысков, он вывел их в коридор. Вскоре в ванной зашумела вода. Мина слышала, как отец сердито отчитывает сыновей, но слов разобрать не могла. До нее долетали только обрывки: «Драться… Братья… Глупо» и «Настоящие мужчины так себя не ведут». Хуман что-то бормотал в ответ. Кайвон молчал, и Мина представила себе, как отец вытирает ему разбитый нос маминым желтым полотенцем.
Дария повернулась к Мине.
– Тебе совершенно незачем так волноваться из-за… – Она запнулась. – Из-за всего этого.
Мина покачала головой.
– Бита говорит – молодые иранцы хотят свергнуть шаха. Выгнать его из страны и поставить на его место нового вождя нации. – Она не совсем хорошо представляла себе, кто такой «вождь нации», но ей казалось – это что-то вроде злого короля, как в сказках.
– Не думай об этом, Мина, – сказала Дария. – Наш шах, к сожалению, небезупречен. Говорят, он совершил много ошибок и допускал… ужасные вещи.
Мина похолодела. Оказывается, ее собственная мать ничем не отличается от демонстрантов на улицах! Если бы сейчас ее услышали представители власти, они сочли бы маму преступницей и арестовали!
В одно мгновение ее ладони стали липкими и потными от страха. Она знала, что́ могло случиться с теми, кто критиковал шаха. Их допрашивали, пытали и казнили. В школе им рассказывали о том, какую роль Мохаммед Реза Пехлеви сыграл в жизни страны. Он спланировал экономические реформы, сделал Иран богатым и современным – совсем как развитые западные страны. В учебниках подробно перечислялись все его заслуги и достижения, и Мине и в голову не приходило, что кто-то может быть против шаха.
И вот теперь монарха критиковала ее родная мать.
В гостиную вернулись Парвиз и ее хмурые братья.
– Мама говорила очень плохие вещи о шахе, – шепнула Мина отцу. Она очень надеялась, что отец сумеет вразумить Дарию, но Парвиз только пожал плечами.
– Она права, – только и сказал он.
И Мина вдруг почувствовала себя одинокой и бесконечно несчастной.
14. Рагу из тыквы