В стране чудес

А сама-то как глянула в очи зелёные, так глазоньки вниз и опустила, на вышитом невиданным узором вороте взгляд задержался. Не стерпела, снова глаза подняла – так и тянет же, и манит, что за напасть!

Смотрел парень долго на Любомиру, в глаза колдовские – полные озёра, карие, чёрные почти, а в глубине крапинки зеленоватые, так сразу и не углядишь – как топь болотная, только тёплые, такие тёплые! Смотрел да и наклонился, губами к губам прижался. Оторопела девушка, отпрянула, снова побежала что было сил – падая в высокой траве, путаясь в длинном сарафане, бежала до самой деревни и только там оглянулась – никто не гонится? Нет, лишь далеко-далеко – фигура молодца – красивого, статного, с чёрными, как смоль, волосами и глазами, что зеленью да сталью отливают. Таких она прежде не видала – парни деревни были, как на подбор, коренасты, плечисты, белобрысы, да с глазами светлыми, пустоватыми.

Руку на грудь положила. Сердце, что ж ты колотишься так, а? Ведь невеста уже. Василь её – хороший парень… Плечистый, белобрысый да глуповатый…

…Любомира и прежде часто ходила в лес. Умения хотела ей знахарка передать, а девка и не прочь была. Любила травы и цветы, бывает, наберет охапку, за ней-то и девицы самой не видать, – тоненькая, как берёзка юная, – да кружится по полю, аж взлетит.

А теперь и вовсе стала в лесу пропадать.

Всё время встречала его. Сама себя не понимала – не то хочет видеть, не то чурается. Не то силится разглядеть парня среди деревьев – не мелькнёт ли, не появится? Не то скорее цветов нарвёт, трав насобирает, да домой бежать без оглядки. Не знала прежде Любомира такого. Никто, кроме него, не нужен… По ночам снился, в ветре его голос чудился, звал за околицу выйти да на небо лунное поглядеть. Не знала, не ведала – как это, когда постоянно видеть кого-то хочется. Только в эти глаза глядеть – да не наглядеться. Только этот голос слышать – и не важно, что за слова произносит, то ли про птиц да зверей рассказывает, то ли про страны дальние, неведомые… Вспомнила, где видела. Он её спас, когда чуть не утопла дитём-то.

Каждый раз встречал в лесу Любомиру парень незнакомый. Вскоре дорогим стал, родненьким – словно всю жизнь его знала, будто давным-давно вместе, да росли с младенчества рядышком.

Молчала Любомира. Ничего о своих мыслях не рассказывала. Изнывала только – люба она ему, или нет? Про Василя думать забыла, про жениха своего.

И тот, кто любимым стал, единственным, тоже молчал.

Только веточки с пути в сторону убирал, если по девичьему лицу милому задеть могли да в косах запутаться. На тропинке, где только одному пройти можно, близко-близко шёл, аж замирало сердце у Любомирушки. А когда зацепилась за корень дерева, под локоть подхватил. Удержал – не упала. Только в глаза заглянул – близко.

Смелая Любомира чуть чувств не лишилась.

Не боялась она его. Не причинит вреда – точно знала. Не такой, не злой. Да только с ним рядом ноги подкашивались, не слушались, да сердце из груди выпрыгивало.

А он травы помогал отыскивать нужные, охапками цветы рвал – полевые да неведомо-болотные приносил, те, что на вид невзрачны, но сердцу дороже самых ярких, самых красивых. Только не брала их домой Любомира. Как объяснит, откуда? Самой не нарвать…

Лето к середине катилось.

Потом в озере один дурак из деревни утоп. Пьян был. Переполошился народ. Мол, и за нас уже взялись русалки, говорят. Озорничает нечисть, куражится, вон, на Потапа позарилась. Мужики, кто посмелее, к озеру ходили – чудом вернулись. Видали, говорят, русалок-то. Да только это не самое страшное. В лесу охотники заплутали. Когда воротились, сказывали, будто тьма в лесу поселилась. Мол, слышали да такое видели, едва ума не лишились. А что именно – не поведали. Начинали говорить – как за язык кто держал. Ни слова не вымолвить.

Неспокойно стало на душе у Любомиры. Долго, ой, долго никого русалки не трогали… В лес теперь как ходить?

Что за тьма там? Страшно. За себя, за него – страшно. Да только ноженьки сами за околицу несут. Плачет сердечко, птичкой в груди бьётся, наружу просится – так бы и выпустила, пусть летит к нему. А ведь она не то что какого он роду-племени, даже имени его не знает.

Не та ли тьма любый её, что в лесу поселилась? То, что не простой человек, давно поняла. В деревне ни разу не объявился, дальше поля носа не кажет. Всё равно каждый день бежала в лес с милым свидеться, а жених её, Василь, становился мрачнее день ото дня – понимал, что сердцем не с ним его суженая, в облаках витает наречённая.

***

– Кто ты, скажи мне? – спрашивала Любомира, голову положив любимому на колени, а он гладил её по волосам, пропуская сквозь пальцы тяжёлые пшеничные пряди. И не отвечал.

У дальней стороны озера русалки друг друга под воду волокли, резвились. На них поглядывали – да только не видела этого Любомира. Ничего вокруг не видела.

– Кто ты, скажи, успокой моё сердце, – домой собираясь да не в силах уйти, то прислонившись к берёзе, то обнимая ствол белый, умоляла она, глядя в глаза ему, в душу проникнуть пытаясь.

Темно там. Словно и не было у него души-то. Иль прятал хорошо?..