В Стране Дремучих Трав

«Но вы, которых существование, несправедливый случай обратил в тяжелый налог другим, вы, которых ум отупел и чувство заглохло, вы не наслаждаетесь жизнью! Для вас мертва природа, чужды красоты поэзии, лишена прелести и великолепия архитектура, незанимательна история веков…»

Думчев читал эти строки как-то торжественно. Но я так и не понимала его: что же тут общего между Тютчевым и Лобачевским?

Я взял из рук Надежды Александровны томик Тютчева и труды Лобачевского. В книгах были закладки. Я прочел про себя эти два отрывка из Тютчева и Лобачевского. Повторил несколько раз и подумал: «Нет. Совсем не безумен Думчев… А нелепости в загадочном письме? А странные разговоры с невестой?»

Булай снова заговорила:

— Он вышел из этого дома… вышел… в день нашего венчания. Я его жду. Этот дом он снимал. Вот почему я переехала сюда. Чтобы он застал меня в своей квартире.

Тлаоа 12 НЕСОСТОЯВШДЯСЯ СВАДЬБА

Та весна далеко.

Те завяли цветы,

Из которых я с ним

А. Кольцов

Вот что рассказала дальше Булай:

— Звонили колокола. Двери церкви были настежь открыты. Подъезжали фаэтоны, дрожки, коляски. А за рессоры колясок цеплялись босоногие мальчишки. И когда извозчик вспугивал их кнутом, они бежали рядом с колясками и кричали: «Женится! Доктор-стрекоза сегодня женится!»

В этом доме тогда еще жила одна старушка, Арсеньевна. Заботливая, тихая, внимательная. И всегда она и день и ночь все беспокоилась о Сергее Сергеевиче.

Вот что она потом мне рассказала.

В дом прибежала соседка и крикнула:

«Арсеньевна! Скорей! Скорей! Певчие в храм уж пошли! Жених-то твой готов?»

Арсеньевна постучала в дверь:

«Сергей Сергеевич! Пора! Скоро венчание! Вот возьмите накрахмаленную сорочку».

Дверь приоткрылась, из-за двери высунулась рука доктора Думчева за сорочкой. Дверь захлопнулась. Вскоре Арсеньевна снова постучала в дверь:

«Не желаете ли, Сергей Сергеевич, выпить стакан чаю и откушать моего слоеного пирога перед венчанием? А то день-денской — ни маковой росинки».

«Пожалуй!» сказал доктор, подойдя к двери. И опять из-за двери высунулась рука и взяла стакан чаю с пирогом на подносе.

«Сергей Сергеевич! Шафер прибыли за вами!»

Дверь закрылась.

«Пора, Сергей Сергеевич!» крикнул шафер.

«Простите! Не могу вам открыть дверь: я еще не одет. Сейчас! Сейчас!»

Шафер, подождав немного, снова постучал:

«Скорее!»

«Иду!» послышалось из-за двери.

Стали опять ждать жениха. А он не выходит. Постучали — ответа нет.

Тут к дому доктора примчался шафер невесты. Стали стучать и звать: «Откройте! Пора!»

Ответа не было, — совсем тихо сказала Булай и еще тише повторила: — Ответа не было.

Но тогда я понять не могла, почему за мной не приезжают. В подвенечном наряде я сидела, ждала. Я видела, как люди на улице почему-то указывают на мои окна. И ничего не понимала.

Когда взломали дверь лаборатории, то увидели… комната была пуста! На столе, на полу в неописуемом беспорядке валялись свадебный фрак… накрахмаленный воротничок… сорочка… галстук… брюки… ботинки…

«Доктор, доктор! Где вы?»

Посмотрели под стол, открывали шкафы, даже в открытое окно глянули. Но под окном все время стояли любопытные ребята. Они кричали: «Сюда не смотри! Из окна никто не прыгал».

«Доктор! Где вы? Где вы?»

Молчание.

«Истратился! Как будто истратился человек! — всплеснула руками старушка Арсеньевна. — И дни и ночи работал, работал! тратился, тратился — и истратился!»

Соседки и кумушки ее поддержали:

«Истраченный человек!»

Последний раз я видела доктора и простилась с ним вечером накануне дня нашего несостоявшегося венчания, — продолжала Булай. — Он всегда был задумчив. У него было грустное сердце. Большое грустное сердце. Но в этот вечер улыбка и взгляд его была радостны.

И когда мне пора было итти домой, он вдруг задумался, взял скрипку и запел: «Буря мглою небо кроет…»

Я стала подпевать. Он играл все быстрее и быстрее. Потом вдруг оборвал. Он сказал, что сегодня ему хочется играть, играть без конца.

Уже темнело. Я попросила меня не провожать. Попрощались. Тихо-тихо затворила за собой дверь… И ушла. На улице оглянулась: Думчев стоял у открытого окна. Мне показалось, что он кивает головой. Снова послышалась из окна музыка, но я шла и не оглядывалась. Скрипка звучала все тише и тише. Дойдя до переулка, я оглянулась. В последний раз!

Долгие годы я жду! И все эти годы вижу его перед собой: он стоит в своей башенке-лаборатории, смотрит мне вслед и играет: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…»

— Вы говорите: в башенке-лаборатории?

— Да.

— Надежда Александровна, а нельзя ли мне побывать в лаборатории доктора Думчева?

С большой горечью Булай произнесла: