— Я преподнесу вам второй большой сюрприз! — Воскликнул он. — Как вы думаете, какое место на земном шаре указывают координаты таинственного письма? — И, не дав мне что-либо сказать, объявил:- Это координаты нашего городка.
Я был изумлен:
— Как? Но Думчев пишет, что находится в тысяче пятистах или двух тысячах верст отсюда! Так указано в письме.
— Не полторы и не две тысячи, а пятнадцать-двадцать километров. Здесь какая-то ошибка.
— Но почему же?
— А потому, что радиус полета бабочки — пятнадцать-двадцать километров. Следовательно, жизненный факт исправляет ошибку корреспондента, уменьшая расстояние в сто раз. В сто раз! Значит, писал письмо тот, кто находится совсем близко от нас — в пятнадцати-двадцати километрах.
— Пусть так! Но время… В письме указано: «четыре-пять тысяч лет»…
— Если уменьшить эти цифры тоже в сто раз…
— Понимаю! Не тысячи лет, а десятки лет… Но позвольте, позвольте, Степан Егорович! А все эти нелепости: «потерял время, ищу утраченное время»… а сорокопут?
— Внесемте же наши исправления в письмо, и многое прояснится: уже не полторы-две тысячи километр, а пятнадцать-двадцать…
— Не километры! В письме указаны версты, — поправил я профессора.
— Версты… версты! Почему версты, а не километры? Странно! Значит, писал человек пожилой, такой человек, который привык считать расстояние верстами, по-старому… Следовательно… следовательно, неведомый отправитель письма человек пожилой, — продолжал Тарасевич. — И находится он либо в самом городе Ченске, судя по координатам, либо где-то в радиусе пятнадцати-двадцати верст.
— Вот и вся наша разгадка, — сказал я со вздохом.
— Да-с! Разгадка в форме новой загадки, — произнес профессор и устало опустился в кожаное кресло.
Глава 5
ОТКРЫТИЕ ПРОФЕССОРА ТАРАСЕВИЧА
Но это было только близко к истине, а не сама истина.
Мы оба долго молчали.
В тиши этого кабинета я снова вернулся к своей прежней беспокойной мысли и решил, наконец, рассказать о ней профессору.
— Вы знаете, Фабр утверждал на основе ряда опытов, что чувство направления у пчел…
— Фабр… Чувство направления… — повторил профессор Тарасевич и вдруг вспыхнул:- Мог ли Фабр знать, что его величайший труд по систематизации чувства направления у насекомых — этот труд обратится в самое злое дело против его родины, против родной Франции!
— Как так? — воскликнул я.
— А вот как: пчелы отменные письмоносцы. Понимаете ли? Шифрованная почта)! Говорят: хороша голубиная почта, но голубь заметен! Его подстрелят! А пчела? А бабочка? О, тут полная гарантия тайны! Вот почему предлагаю не шутить над этим нелепым письмишком, доставленным вам бабочкой.
— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Вы, профессор, стали говорить о Фабре… Вот я читал письмо Дарвина к Фабру о чувстве направления у насекомых…
— А знаете ли вы, — перебил профессор, — что немцы повернули это открытие против самой же Франции и подготовили его действие еще задолго до первой мировой войны?
Я с недоумением смотрел на него: война — и пчелы? Война — и бабочки?!
— Дело было поставлено на научную, так сказать, почву, — многозначительно сказал профессор.
— Но как?
— Есть материалы о тайной пчелиной почте немцев в первую мировую войну.
Профессор Тарасевич снял с полки толстый том и прочел:
— «Известно, что весьма задолго до войны немцы отдельными семьями поселились во Франции, в двух, в трех верстах от границы. Здесь они умышленно стали заниматься весьма невинным и полезным делом: пчеловодством. В те дни, когда ветер дул из Германии, немцы у себя там, в Германии, зажигали жаровни и топили на них сахар. Пчелы летели к ним из пасек Франции. Годы шли. Пчелы поколение за поколением летают в Германию и возвращаются во Францию. Началась война. И в дни войны были обнаружены на многих пчелах шелковинки. Было выяснено: немцы или их агенты, прежде чем выпустить в Германию пчелу из пасеки, находящейся во
Франции, отмечали пчел по условному обозначению шелковинками специального цвета: зеленая шелковинка обозначала пехоту, желтая шелковинка — артиллерию и так далее. При этом по количеству пчел, прилетающих с той или иной шелковинкой, можно было заключить о количестве дивизий, направляющихся к границе».
Я с интересом выслушал профессора, но все же выразил недоумение: неужели в наши дни люди серьезно станут тратить время и труды на переписку по пчелиной почте?
Профессор пожал плечами:
— В наши дни?! Извольте! Слушайте! Я расскажу вам, как техника помогает пользоваться пчелиной почтой.