В стране литературных героев

А.А.: А нас и так слушают по радио - и, надеюсь, слушают многие. Почему вас это так пугает? Даже если бы я был не прав, что в этом ужасного? Вот вы сейчас докажете всем, что я ошибаюсь - и дело с концом.

Беликов Так-то оно, конечно, так, да как бы, знаете, чего не вышло!

А.А.: Помилуйте, что же из этого может выйти?

Беликов Если мы с вами, взрослые люди, станем спорить друг с другом, то что же тогда остается делать ученикам? Им остается только ходить на головах! Господин Прутков - Директор Пробирной Палаты, лицо в высшей степени уважаемое, а вы о нем так непочтительно... Как старший товарищ, я считаю своим долгом предостеречь вас. Да и почему вы решили, что господин Прутков не поэт? Как же он не поэт, ежели стихи пишет? Кто же он тогда, по-вашему?

А.А.: А вы уверены, что всякий пишущий стихи имеет право называться поэтом?

Беликов Да какие же еще могут быть суждения на сей счет? Древние греки, изучению коих я посвятил свою жизнь, понимали под словом "поэзия" именно стихотворные произведения. И всякое человека, умеющего сочинять стихи, именовали поэтом.

Гена: Слышите, Архип Архипыч? Я ведь вам то же самое говорил!

А.А.: Поздравляю, Гена, ты нашел себе достойного союзника!

Гена: (смущенно). А что? Он ведь все-таки учитель гимназии. Он, наверно, про это знает. Разве он неправильно про древних греков сказал?

А.А.: Про греков-то все правильно. У них поначалу все так и было. Но, насколько я понимаю, Козьма Прутков - не древний грек. Впрочем, не о том речь... Итак, господин Беликов, вы считаете, что и поныне всякий человек, умеющий сочинять стихи, может быть удостоен высокого звания поэта?

Беликов Разумеется! Ибо согласно циркуляру, гласящему...

А.А.: Извините, что я вас прерываю. Бог с ним, с циркуляром... Я вижу, к нам приближается один весьма известный в здешних местах стихотворец. Давайте я вас с ним познакомлю. Он почитает нам свои стихи, а вы дадите заключение, можно ли его назвать поэтом.

Беликов Извольте. Я только не знаю, смею ли я взять на себя такую ответственность. Как бы, знаете, чего не вышло... Дойдет до директора, до попечителя...

А.А.: Не беспокойтесь, мы им ничего не скажем... А вот и наш стихотворец!

В самом деле, пока Архип Архипович уговаривал Беликова, к ним приблизился человек странного, если не сказать нелепого вида. Он в сильно поношенном капитанском мундире, а на лице его выражение, увы, явного слабоумия.

А.А.: Познакомьтесь, господа! Это господин Беликов. А это капитан Лебядкин. Прошу любить и жаловать.

Беликов Простите, я недослышал... Как? Лебядкин?

Лебядкин (с драматическим пафосом). Увы! Я, может быть, желал бы называться князем де Монбаром, а между тем я только Лебядкин - от лебедя... Я, может быть, желал бы называться Эрнестом, а между тем принужден носить грубое имя Игната... Игнат Лебядкин к вашим услугам.

А.А.: Я полагаю, господин Беликов, вам знакомо это имя?

Беликов Нет-с, не имел такой чести.

А.А.: Вот как? Вы не знаете капитана Лебядкина, знаменитого персонажа Достоевского? Так, может, вы и Достоевского не читали?

Беликов Осмелюсь заметить, я преподаю не российскую словесность, а древнегреческую.

А.А.: Ну хорошо. Не знакомы, так познакомитесь... Господин Лебядкин, не прочтете ли вы нам что-нибудь? Ведь вы, насколько я знаю, занимаетесь поэзией?

Лебядкин Я поэт, сударь! Поэт в душе! И мог бы получать тысячу рублей от издателя, а между тем принужден жить в бедности... Однако ж вы просили меня прочесть... Извольте, я прочту пиесу "Таракан". Это есть собственное мое сочинение. (Читает.) Жил на свете таракан, Таракан от детства, И потом попал в стакан, Полный мухоедства... Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Юпитеру закричали...

А.А.: Благодарю вас капитан. Пока довольно.. Что скажете, господин Беликов? Каховы стихи?

Беликов Недурно. Совсем недурно. Но есть одна погрешность. Последняя строка не укладывается в размер. Я бы посоветовал вам заменить Юпитера Зевсом. Ведь Зевс у древних греков то же, что у римлян Юпитер. Так что смысл никоим образом не пострадает. А стихи станут гораздо благозвучнее. Поверьте, в этом я понимаю более, чем кто-либо иной. О, если б вы только знали, как прекрасен, как звучен древнегреческий язык! (Наслаждаясь.) Ан-тро-пос!..

Лебядкин Как вы говорите? К Зевсу? (Читает.) Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Зевсу закричали... (Радостно.) В самом деле, так лучше!

Гена: Архип Архипыч! Видите? Он все-таки кое-что понимает, этот Беликов! Стихи-то и правда получше стали.

А.А.: Во всяком случае, они стали более гладкими.

Лебядкин (Беликову). Я вижу, вы большой дока по этой части! Позволите ли прочитать вам еще одно мое сочинение?

Беликов Что ж, читайте.

Лебядкин (с пафосом). О, как мила она, Елизавета Тушина! Когда с родственником на дамском седле летает, А локон ее с ветрами играет Или когда с матерью в церкви падает ниц, И зрится румянец благоговейных лиц! Ну, каково?

Гена: (после паузы). Это и не стихи вовсе. Ни складу, ни ладу...

А.А.: Да, боюсь, что тут и сам господин Беликов не сможет ничего присоветовать.