К нам присоединилась добрая половина работников бойни. Сначала все шло хорошо, так как улицы были совершенно безлюдны. У могучего хлопкового дерева мы приблизились к «опасной зоне»: до резиденции премьера осталось только сто метров. В этот момент по улице защелкали выстрелы. С шедшего перед нами грузовика с портовыми рабочими посыпались люди и вмиг разбежались в разные стороны по домам. Теперь наступил наш черед, ведь иначе в Мэррей-Таун не попасть. Я осторожно вырулил на опасный участок. До чего же высоко сидишь в этом «Баркасе», окруженный со всех сторон одними стеклами! И замечаешь это лишь тогда, когда воздух начинен свинцом. Снова раздались выстрелы, но они предназначались не нам. От дворца губернатора бежали три солдата с ружьями наперевес, преследуя кого-то. Нам даже не очень хотелось выяснять, кого именно, единственное наше желание было улизнуть незамеченными. И нам это удалось! Какое-то время мы радовались этому, как радуются дети, забыв, в каком серьезном положении мы находились.
Двумя километрами дальше военные перегородили улицу, ведущую к резиденции премьер-министра. Угрожающе торчали дула пулеметов, солдаты повернули карабины с примкнутыми штыками в нашу сторону. Нами снова овладел страх.
— Вот теперь мы засели прочно, — разочарованно прошептал я.
— Будь с армией повежливее, сила на ее стороне, — шепотом же попросил Хассан, хотя в этом не было особой необходимости.
Мы все расплылись в улыбках: «Здравствуйте, господа! Пожалуйста, господа! Спасибо, господа!»
Как изменчива жизнь! В этот момент я вспомнил мой первый день в Мэррей-Таун, когда четыре солдата хотели нас задержать, а Хассан возмущенно погрозил им кулаком.
Теперь же я почтительно показал мою пресс-карту. Часовые отошли в сторону и шепотом посовещались. Затем старший по званию кивнул: можете ехать. У меня отлегло от сердца, мы таки прорвались!
Корделия уже сильно беспокоилась и при виде нас обрадовалась чрезвычайно. Но мы еще долго не могли прийти в себя и все говорили о драматических событиях этого черного понедельника.
Во вторник положение оставалось неопределенным. Радио и газеты ничего не сообщали. На работу никто не ходил. Но в среду с военным путчем было покончено. Государственный переворот, подготовленный бригадным генералом Джоном Бангурой против д-ра Сиака Стивенса, потерпел неудачу, встретив сопротивление преданных правительству частей. В тот же день Бангура с шестью офицерами штаба был арестован своими заместителями — полковником Момо и подполковником Кингом, а радио Фритауна опровергло переданное ранее сообщение о победе путчистов. В обращении к населению Сэм Кинг заявил, что армия отказывается повиноваться верховному командованию и признает кабинет Стивенса законным правительством Сьерра-Леоне. Новым командующим всеми вооруженными силами был назначен полковник Момо. Многим из тех, кто стоял за кулисами военного путча, пришлось бежать за границу.
Жизнь в столице постепенно входила в нормальную колею.
НА ФЕРМЕ «ПОДКОВА»
Я решил, что пора мне покинуть гостеприимный дом Хассана, Фритаун, Западную область и в поисках фотографических открытий направиться в глубинные районы страны.
Однако Хассан, выслушав меня, проявил полное непонимание.
— Зачем тебе туда ехать? Чего ты там не видел? Дороги отвратительные, от москитов нет житья, люди отсталые, — уговаривал он меня. Привыкший к универсальным магазинам столицы, телевидению, комфорту и вообще к современному образу жизни, Хассан гордо заметил: — Сьерра-Леоне — это Фритаун, и больше ничего!
Подумать только, в Африку уже проникло высокомерие, присущее жителям всех столиц мира. Известно ведь, что и для парижанина Франция — это Париж.
С улыбкой выслушал я похвалы Хассана по адресу его прекрасного Фритауна, но остался при своем мнении, так как хорошо знал, что в городах и урбанизованных местностях живет не больше пятой части населения Сьерра-Леоне, остальные же составляют «деревенщину», как выражаются с легкой насмешкой африканские горожане. Правда, и официальные власти не очень-то думают о каком-нибудь сусу, живущем где-то там, в непроходимом буше. Я уж не говорю об английской администрации, но и у молодого африканского правительства пока совсем иные заботы.
Корделия же, куда меньше, чем Хассан, верящая в чары Фритауна, решила, что просто мне не нравится ее стряпня. Ее я успокоил очень легко, уничтожив вечером огромную порцию кушанья из риса с множеством приправ. Не одобрил моих планов и Ганс Юрген Порат, который, задумчиво покачав головой, попытался отговорить меня от поездки — правда, совсем по другим причинам, чем Хассан: я могу, опасался он, застрять в буше, и помощи мне тогда ждать неоткуда. А заведующий отделом информации Рой Джонсон извинился, что ввиду теперешнего напряженного положения не может дать мне сопровождающего. Четверо против одного! Но я твердо помнил старую истину: если хочешь чего-нибудь добиться от человека, переупрямь его. В конце концов мне удалось преодолеть все сомнения моих друзей и добиться их поддержки.